Каждому ли мальчику нужно сказать, чтобы он дрался, если к нему задираются другие?

Сейчас это звучит повально, впрочем, не так. Правильнее сказать, что это звучало всегда: если к нему “лезут”, он должен дать сдачи. Так говорят мужчины, причем и конечно те, кто и сам в своем детстве умел дать сдачи. Кто не умел… Не замечала, чтобы советовали драться те, кто в собственном детстве драк избегал (это, пожалуй, единственное родительское неумение, которое не рождает право этому учить, да и то – у мужчин. Остальному, хоть и не умели, родители учат.) Так говорят женщины, и это тоже понятно: вековой поиск здорового самца настоящего мужчины заставляет их прибегать к вековому же маркеру: умеешь кулаками показать, кто в доме хозяин, ты – настоящий. А не умеешь мамонта завалить, нет, никуда ты не годный, и я либо сама от тебя рожать не стану, либо дочь свою тебе не отдам. И дальше следует умопомрачительное: “Не сможешь защитить, если что”. И кулачный маркер становится фактором отбора среди множества прочих факторов, как то талант, трудолюбие, способность мыслить гибко, или просто миролюбивость, наличие склонностей, любые драки исключающих, а так же тот, что предполагаемого “случая” в жизни может никогда не наступить.

Человечество не стоит на месте, эволюция действительно стремительно нас меняет, пришли в движение и перевернулись множество древних рефлексов, таких как отношение к сексу – вообще ведь на диаметральное относительно недавней запретной вдоль и поперек матушки-старины; или, например, отношение к опыту предков – куда его могли бы приспособить многие современные молодые, весьма успешные люди; или, скажем, отношение к имуществу – ну меняется ведь неукротимо и не в пользу имущества вовсе, а ведь раньше оно считалось единственным маркером благополучия человека. Что же, хочется спросить, никак не тронутся с места льды вечной мерзлоты “дай ему, дай”? А может, все-таки уже настало время изменить и этот паттерн или хотя бы на эту тему задуматься широко, чтобы повлиять на моду физической расправы? Изменить зверский, первобытный, единственно-возможный когда-то, претерпевший множество изменений от камня до ядерной бомбы: “Ну что, съели?”

Давайте посмотрим сначала по специальностям, по профессиям. Дети, которые учатся музыке, для них может оказаться последней любая кулачная расправа. А медики? Например, будущие микро-хирурги? Как-то неубедительно звучит, понимаю. Хорошо, тогда так: люди мягкого нрава, миротворцы, программисты, философы – если эти склонности лежат в глубинах личности и определяют выборы человека. “Врежь ему, чтобы неповадно было”? Неужели, неужели у человечества больше маркеров мужской “хорошести” нет? Но да, доблесть, отвага, все это рядом с мужеством, не они ли укрепляют платформу, с которой женщины вопиют, что настоящих мужчин не осталось?

А по-моему тут глубокая системная ошибка. Вот мальчик, он умен и спокоен, он не крепкого телосложения, он хорошо учится и он не любит конфликтов, старается всех помирить. Другой мальчик каждый раз при угрозе потасовки хочет уйти. Он удерживает себя, но глаза его мигают все сильнее и сильнее. С ними еще один, он не совсем здоров. Врачи боролись за его жизнь от рождения, его мама трепещет над ним, но он ободряет ее и утешает каждый раз, когда она волнуется. Драться он не может, но видно, что он хороший человек. С ними скрипач, про музыку мы говорили: легкая травма левой руки и все, дорога в страну звуков для него закрыта. У следующего мальчишки слабое зрение, но он умен. Он способен договориться там, где у других только драка. Вот этот занимается физикой. Он мог бы подраться, но это ему не интересно, мысли его совсем не здесь, и очень похоже, что из него вырастет настоящий ученый. Рядом с ним полноватый парнишка – добродушный увалень, море обаяния и заботы о каждом, кто дышит. Можно перечислять еще и еще, но главное, все эти мальчики – сыновья своих матерей, которые мечтают о мире для них, о состоятельности и долгой жизни. Если этих мальчиков построить в шеренгу и поставить перед ними ничем не увлекающихся, агрессивных, “обычных” драчунов, значит ли это, что талантливые дети должны по свистку принести в жертву древнему рефлексу свои способности и таланты, лишь бы окружающие удовлетворенно вздохнули, что да, тут настоящие мужчины? Не абсурд ли это? И мы понимаем, что я не упомянула умных и способных врезать парней не потому, что их нет, а потому, что их, как ни крути, меньшинство.

А девочки. Девочки – отдельная история. Все знают о повышенной жестокости женских драк. Все понимают, что дерущиеся женщины это и мерзко, и низко, и недопустимо. Вообще-то по уровню развития цивилизации уже и мужские драки могли бы стать недопустимыми, но видно же, что до этого далеко (если честно, то никогда), а вот женские. Тем не менее, при каждом конфликте многие мамы советуют своим дочерям реагировать агрессивно. Ну как же, так ее и дальше… см.варианты: загонять будут, отодвигать будут, игнорировать будут, притеснять будут, ей не дадут, у нее отнимут и, так она без ничего останется. Самое печальное, с чем я столкнулась в последнее время “из этой оперы” это осуждение ребенка задним числом. И доказывание с пеной у рта, что если бы она, конкретная мама, не подралась бы когда-то, то не смогла бы в жизни… Далее по списку.

Девочка-первоклассница приходит из школы и рассказывает, что одноклассница поставила ей условие: будет с ней играть, если та угостит ее конфетой. Мама негодует, это же шантаж! Мама задает вопрос: а ты хотела дать конфету? Девочка отвечает, что не хотела, но как же, тогда с ней играть не будут… И мама советует дочери отказать в конфете шантажистке, то есть, говорит, что надо было отказать. Девочка плачет. “Она вообще все время плачет”, – говорит расстроено мама.

Я благодарю маму этой девочки за позволение рассказать об их истории и продолжаю. При обсуждении эпизода с группой я услышала подтверждение вердикту мамы: конечно, это шантаж! А на мой вопрос, не шантаж ли в таком случае известно-будничное “сделай, тогда пойдем” или “тогда дам”, а так же сказочное: “съешь моего яблочка, тогда скажу”. В ответ – тишина в аудитории. Растерянная тишина. Что же тут не так, можем мы спросить? Не принимаем ли мы обычные “бытовые манипуляции”, коими буквально прошита наша жизнь, за преступление? Не отдаем ли мы приказание детям отторгать тех, кто ведет себя так же, как мы?
Я сделала видео с этой и другими историями, но сама предпочитаю пробежать глазами текст, чем усаживаться перед неизвестной лентой, поэтому рассказываю об этом снова, тем более что эта история дала толчок серьезным раздумьям многих людей. Итак, что же тут происходит?

Первое. Девочка рассказывает о происшествии, которое уже случилось. Очевидно, что ребенок нуждается в поддержке. Вместо этого он слышит: “Надо было сделать не так! Будешь так поступать, тебя все, у тебя все, тобой все… в другой раз”. То есть, мы имеем отрицание права на поступок, обесценивание объективного состояния ребенка и жесткую программу проигрыша в жизни. Скажите, а если мы сами пришли бы к кому-то из близких, чтобы поделиться чем-то, что, мы чувствуем это, было не очень удачно нами сделано, а в ответ на рассказ услышали вердикт: “что же так слабо?”, рассуждение: “надо было наоборот” и прогноз: “теперь тебя ату”, мы бы захотели идти к этому “рассуждателю” и “клеймителю” снова? Но ведь точно нет, потому что мы нуждались в поддержке и одобрении, хотя бы в словах, что кто-то верит в нас. Не мудрено, что ребенок плачет. Ему попросту не к кому идти.
Как можно было сказать в ответ, понимая, что дружить за конфетку не совсем то, что мы бы для нашего чада хотели, но и не преступление со стороны другой девочки, а очень может быть, что просто повторение родительской (млм внешней) модели поведения? Мы могли бы сказать так, например: “Ничего страшного. Отдала и отдала. Давай теперь понаблюдаем, как эта девочка ведет себя с другими детьми. Попробуем разобраться, какой она человек? Умеет дружить? Ценит человеческие отношения? И я буду давать тебе конфетку для нее тоже”. Тут можно перебирать варианты. Но это короткий ответ. Можно было и длинный показать, вообще развернуть мировоззренческую позицию, вовлечь ребенка в рассуждения, увести от драмы, раскрыть перед ним спектр возможного поведения, и остаться под впечатлением от тех глубин его души, которые просят нашего участия, но в отмашках не получают, имея вместо того короткое “ты все сделал не так”.

Что можно было сказать девочке? Снова и прежде всего: не расстраивайся! Во-первых, это уже в прошлом. Во-вторых, давай поговорим о том, чего и почему тебе хотелось в этот момент сделать. Стоит пообсуждать, как можно было поступить иначе, если ребенок покажет агрессию в ответ. А если он скажет: закрыть глаза, проснуться, расплакаться? Явно же, что перед нами не боец. Но значит ли это, что перед нами плохой человек? Безнадежный во всех смыслах? Не способный ни на что? Послушайте, этот ребенок просто не способен (сейчас, пока или вообще) конфликтовать и это не позорно так же, как быть неспособным к пению или бегу на длинные дистанции. Почему все остальные «особенности развития» родители учитывают или стараются, а неспособность драться и воевать нет? Давайте попробуем прежде всего не обесценивать в человеке человека.
– Дочь. Погоди, не огорчайся. Конфетка не ценность, давай разберемся, что же произошло? А ты когда-нибудь стала бы так говорить? Попросила бы конфетку вот так – за то, чтобы потом играть вместе? А давай подумаем, почему? Нам надо научиться думать, научиться разбираться в людях. Я согласна, мы все совершаем ошибки, этот – не слишком симпатичный, но значит ли, что человек, который его совершил, плохой? Или значит ли, что конфетка была только у тебя? Может ли быть, что девочка хотела дружить именно с тобой, но просто по-другому договориться не умела? А ты хотела с ней играть? А почему именно с ней? Что она делает хорошо?

Следующая ситуация. Девочка десяти лет приехала из лагеря летом. Позже она рассказывает маме, что в палате соседки объединились и, не сказав ей ни слова, переложили ее вещи в неудобное для нее место. И снова мама возмущена, что девочка «проглотила» обиду, ведь надо было выбросить вещи обидчиков и снова положить туда свои. Похожа ситуация? Безусловно. Ребенок снова один, тут мама вообще далеко, даже и вечером к ней не придешь. Жаловаться – вот этого девочка делать не стала, и разве тут не поступок, за который можно похвалить? Неосознанно она оценила свои силы и поняла, что не может противостоять группке хулиганок и задир. Она выбрала не воевать и спокойно прожила смену. Неизвестно, чем бы все кончилось, пойди она на конфликт. Эта история в прошлом, ребенок ею поделился, он, возможно, сам знает, что не отличился смелостью, и это повод поддержать его, утешить, а не топить “правдой” и тюремным подходом к тому, как было надо.

Но снова не это главное, и снова я благодарю маму девочки за предоставленную возможность поговорить об этом с другими людьми, потому что, обсудив варианты, возможно кто-то отреагирует на рассказ своего ребенка иначе. Мы с вами тоже не всегда и не во все драки ввязываемся. Видим агрессора, внутри нас происходит мгновенная и древняя калькуляция – бежать, замереть, нападать. Если мы осознаны, мы помогаем рефлексу не доминировать, чтобы хотя бы вести себя достойно. Но почему-то мы иначе ведем себя, анализируя поведение ребенка, оказавшегося в положении один против всех.

Видите, как расширяется круг, как вырисовываются совсем другие аспекты отношений? Всё не так линейно, не так просто, как может представляться. И на самом деле, всё так, как вы решите. Потому что, если тот, кто к нам обращается, видит в нас чудовище и негодяя, то в большинстве случаев именно наше внутреннее чудовище и наш негодяй повернутся к нему лицом А если, говоря с нами, некто обращается к лучшему в нас, то в большинстве случаев мы своим лучшим в ответ и развернемся. Если только мы не относимся к маньякам и совершенно отчаявшимся встретить что-то доброе на земле беднягам, которые просто уже не способны поверить в то, что они – люди.

В нас срабатывают наши древние рефлексы. Срабатывает память о собственных несостоявшихся или проигранных баталиях, которые , может быть, проигранными и не были, но такими нам в память врезались. Это от нашей инертности, от нежелания прервать череду рефлексов, потому что, чтобы ее прервать, надо в своей рефлексивности расписаться. А это неприятно очень, мы привыкли думать о себе, как о мыслящих существах. И ребенок становится жертвой родительских проигрышных программ.

Есть же у нас человеческие ценности. И можно понять тех, кто, обучая своих сыновей видам борьбы и предупреждая, что мастерство следует демонстрировать только для защиты или самозащиты, недоумевает, почему ребенок не воспользовался тем, чем мог. Но касательно тех, кто толкает в агрессивные разборки детей, которые никогда не учились драться, как мальчиков, так и девочек, кто задним числом обесценивает объективные состояния, в которых их дети пребывали на момент конфликта (может он именно сейчас собраться и ответить в заданном тоне или нет) – понять этих родителей можно тогда, когда мы напомним себе, что мозг рефлекторный орган и для реакции в запуске мыслительного процесса не нуждается.

Выше я перечисляла мальчиков, для которых травма может быть равносильна сломанной судьбе, мальчиков, не способных бить. Давайте к ним добавим нынешних компьютерных рабов, которые точно ничего, кроме полетов над клавиатурой, не освоили. И мы увидим преобладающее большинство детей, которые должны по наущению родителей лечь жертвами агрессивных разборок горстки тех, кто все еще бегает во дворах. Нет, безусловно немало мальчиков из секций, которые ищут, где бы размяться… Но правильно ли ориентировать на них целый мир?

Время действительно изменилось. Необходимо находить новые алгоритмы реагирования на агрессию, которая возрастает, что объективно, и причины этого процесса мне понятны, но темой сегодняшней беседы они не являются. Мы давно уже не первобытное племя, решающее свои проблемы камнем и дубинкой. Мы не меткое племя, разящее врага копьями и стрелами. Мы не изящное племя, владеющее рапирами и шпагами. Мы не… Мы в большинстве своем сидящее на попах перед компами племя (псевдовсезнаек) образованных людей, чьи дети часто гиподинамичны и на внешний мир не ориентированы. Нам надо их включить во внешнее в его разнообразии, научить думать и искать варианты, нам необходимо вернуть нашим детям вкус человеческого общения, а для этого нужно показать им мир людей, интересный для того, чтобы его познавать. Это так трудно, что порой кажется невозможным, но если не ради них, то ради кого нам стоит себя менять? И давайте все же подумаем, как нам воздействовать на наше коллективное бессознательное, убежденное, что справедливость добывается только кулаками или агрессией другого вида. Давайте хотя бы попытаемся сдвинуть эту глыбу рефлекса “бей его, бей”. Для этого нам надо не так уж много: заговорить с нашими детьми иначе, предъявляя им мир. И расширяя свой. У меня для этих перемен идей достаточно.