Архив автора: Nata

Краткое описание: Мальчик уселся рисовать механизм для убийства рыбы. Пока мама пыталась скрыть ужас, сын подробно рассказал ей об отрезании головы посредством механизма, изображенного на рисунке.

Мальчик на рынке уговаривал маму купить живую рыбу, плавающую в аквариуме. Мама отказывалась покупать, объясняя, что не сможет рыбу убить.

— А если ее покупать не для еды, — рассуждала мама дальше,— то не получится тоже. Рыбе нужен простор, чтобы плавать.

Выслушав аргументы мамы, шестилетний мальчик спокойно объяснил, что имел в виду именно убить рыбу, а потом съесть. Очень заинтересованный, он принялся уговаривать маму, при этом громко, на всю очередь описывал, как надо взять нож и отрезать рыбе голову, чем привел маму в настоящее смятение. Мама пыталась увести мальчика от аквариума, но он сопротивлялся, просил и приговаривал: «Это же рыба, ее едят!» Мама, которая наверняка ела рыбу и прежде, сейчас об этом даже не вспомнила. Перепуганная кровавыми фантазиями сына, в растерянности она увела его домой. Но приключение на этом не кончилось.

Дома мальчик уселся рисовать что-то непонятное, а на вопрос, что на рисунке, ответил, что это механизм для убийства рыбы. Пока мама пыталась скрыть ужас, мальчик подробно рассказал ей о том же отрезании головы, только посредством механизма, изображенного на рисунке. Маме едва не стало дурно, ребенок же чувствовал себя совершенно спокойно. Он увлекся идеей убийства рыбы и ее приготовления, а теперь изо всех сил старался показать маме способ, при помощи которого это можно осуществить.

Делясь со мной этой историей, мама подчеркивала, что мальчик, о котором шла речь, обычно очень чувствительный и внимательный, и что он может даже подойти и положить руку туда, где у мамы болит, когда она едва пожаловалась на боль.

Этой историей во время проведения семинара я поделилась со слушателями. Надо сказать, что участники встречи насторожились. Рыба, об убийстве которой ребенок мечтал, сумела придать негативный оттенок даже заботливой руке мальчика, приложенной, например, к маминому синяку.

— Скорее всего, тут что-то не так, — сказал один.
— А кем были родители мальчика? — спросил другой.
— Ребенок перенес в детстве травму? — предположил третий.

И что же показывает эта реакция?

Первое, что приходит на ум замещающим родителям, это все же та самая пресловутая наследственность, «плохие гены», «дурная кровь». Но, пришлось разочаровать своих слушателей мне, мальчик этот рос вполне благополучным и любимым, причем рос он в своей кровной семье. И мы развели руками, потому что «попались», ведь, в самом деле, при наступлении чего-то непривычного, мы сразу схватились за соломинку штампа.

Но если это не дурная кровь, что же это такое?
Талант!

Это вполне мог быть талант, и встретить мы могли его у любого ребенка, вне зависимости от того, кем он рожден.

Я думаю, стоит попытаться, видя, как наш ребенок необычным образом проявляет себя, не проецировать на эти действия наши личные эмоции, страхи или социальные штампы, а представить себе, где же то качество, которое ребенок демонстрирует, может быть применено. Ведь нам известно, что и у медали две стороны. Значит, нам надо найти не изнаночную, теневую, а самую что ни на есть солнечную сторону нашей «медали». В чем же в истории с рыбой она может состоять?

Например, в занятиях медициной.

Возможно, с таким мальчиком стоит попробовать сводить разговоры именно к этим темам — ботаника, зоология, биология, химия, без которых в медицинский вуз не поступить. Найти кружок по профилю. Рассказывать о работе хирургов. Показывать энциклопедии, но дозировано. Говорить, что с такой добротой и с таким хладнокровием как у него, он сможет стать прекрасным хирургом и спасти жизни многим людям.

Главное! Никакого подчеркивания жестокости! Нам следует даже с лица эмоции убрать, еще не хватало скорбеть по рыбе. Нужно все переводить в позитив, в данном случае, на помощь и на осознание в себе этой черты — доброты, возможности и стремления помочь. А также хладнокровия, выдержки, умения владеть собой.

Конечно, если мы тоже, вместе с этой мамой, представив кончину рыбы на гильотине, пережили неприятные ощущения, то нас можно понять. С одной стороны, тут наш страх перед убийством живого существа, большего, чем комар, а значит, способного заглянуть нам в глаза. С другой стороны, возможно, у нас присутствует брезгливость или мы испытываем физиологическое отвращение при виде крови, пусть даже это кровь рыбы. С третьей стороны, общественное мнение, которое, и надо это признать, часто на нас влияет. Ведь окружающие люди на рынке следили за диалогом и еще комментировали его!

Но эти факторы показывают нам, что все, способное определить нашу реакцию на подобное поведение ребенка, к самому ребенку отношения не имеет!

Потому что:
— ни о каком убийстве малыш и не помышлял.
— совершенно очевидно, что кровь и прочие подробности анатомического устройства живого существа в ужас мальчика не повергали.
— «общество», так любящее выражать мнение, несмотря на перманентную нужду в медицинской помощи и, реагируя в данный момент на конкретное поведение ребенка, не предполагало, что перед ним, возможно, будущий блестящий хирург.

Почему хирург?

— ребенок подходит и заботливо прикладывает руку к месту, которое болит у мамы (чувствительность определенной направленности, так делают единицы детей). Очень похоже, что перед нами именно врачеватель.
— ребенок отстраненно и без эмоций рассуждает о том, как отъединить голову рыбы от нее же, т.е. мысленно он именно оперирует, каким бы странным нам это предположение ни казалось.
— ребенок проявляет постоянный интерес к врачеванию, имеет дома «чемоданчик врача» и в доктора играет.

Этого вполне хватает, чтобы предположить вероятность призвания. Но этого же, безусловно, недостаточно для его реализации. И я самым серьезным образом посоветовала бы родителям такого ребенка придать его способностям правильное направление. Уравновесить и развить, как можно уравновесить и развить любую другую способность, трансформируя ее во что-то нужное и позитивное, во что-то, что в последующем сможет определить судьбу человека. И нашу с вами родительскую судьбу.

Другой чувствительный ребенок до слез сочувствовал животным и отказывался есть мясо. Он обставлял это идеологически, рассказывал истории о «бедных коровках и свинках» и стыдил всех, кто их не жалел. Но он же был способен впадать в истерики и даже разыгрывать их специально, ведя себя жестоко по отношению к членам семьи, в частности, к тем, кто слабее его. Это всегда происходило громко, напоказ, при этом ребенок избегал встретиться взглядом с кем-либо, но исподтишка наблюдал за остальными.

Вместе с родителями мы решили постараться и внимательнее посмотреть на то, как реагирует ребенок на разные наши фразы, чтобы точнее определить границу, до которой его переживания реальны, но после которой начинается притворство и неосознанная спекуляция. Варианты фраз были приблизительно такими:

— Люди решили для себя, что они хотят есть мясо и птицу, и они все равно это будут делать. Если ты не будешь есть мясо, меньше убивать животных люди не станут.
— Пока ты растешь, ты можешь быть спокойным абсолютно, потому что ешь то, что тебе дают. Ты же себе не готовишь сам. А потом, когда станешь большим, решишь, стоит ли тебе мясо есть.
— Мальчикам без мяса трудно вырасти здоровыми и сильными.
— Мясо нужно для правильного формирования мозга.
— А если бы мы оказались на необитаемом острове, и больше нечего было бы кушать? Что бы мы стали делать тогда?

Подробности тут не важны, задача — допустить мысль и посмотреть на реакцию. Было бы неплохо затеять игру в необитаемый остров, не связывая ее заранее с проблемой, чтобы посмотреть, в каком направлении развернутся фантазии ребенка. Нам необходимо было правильно понять, что двигало человеком, чтобы знать, как вести себя дальше. Из этих реплик ребенок отозвался на ту, что о силе. Слабым вырастать он не хотел.

Неодновременно произносилось:
— А что ты мог бы сделать, чтобы помочь животным, которых любишь?

Последний вопрос ответа «не есть их» не подразумевал, убитых этим не оживишь. Но реплика хороша тем, что переключает внимание с эмоции на действие. Именно на действие и стоит переключать детей, которые придумывают себе подобного вида маски. А для подтверждения любви и заботы к животным можно взять какой-нибудь клуб натуралистов.

— Надо подумать, чем мы сможем помочь животным. Ты как считаешь?

И снова оказались не при чем генетика и наследственность. Изобретательный ребенок попросту требовал повышенного внимания, вот и придумывал небылицы. Дети часто делают это, чтобы мы повернулись к ним лицом и отвлеклись от своих важных дел, в которых детям места нет, даже если эти дела делаются ради детей.

Ребенок моих знакомых еще маленьким очень сердился при возникновении одной и той же ситуации в магазине, и эта ситуация чуть не стала кнопкой реагирования для него. Расплачиваясь с продавцом и слыша сумму с небольшими рублями, мама всегда задавала вопрос, нужна ли продавцу «мелочь», удобнее ли ему будет дать ей сдачу, если она его от необходимости считать монеты избавит. Звучало это всегда примерно так:
— Пятнадцать рублей дать?
— Полтинник нужен?

Сначала мама не обратила внимания на то, как напрягается ее ребенок при подобном эпизоде. И правда, часто ли, открывая кошелек, мы думаем о том, о чем в это время размышляют дети, которых мы держим за руки? В конце концов, не выдержав, мальчик сердито спросил маму, зачем она так говорит. Ребенок маленький, объяснить ему принцип «сдачи» мама не взялась и ограничилась отмашкой: «Так удобнее всем».

Ответы подобного рода не удовлетворяют наших детей. И отмашку дети ощущают всегда, если им чего-то не объяснили. Мне это представляется в образе старых счет. Помните, как выглядели в прошлом веке счеты? И вот, я просто вижу, как в сознании маленького человека отлетают вбок, одна за другой, косточки на счетах при каждом неотвеченном нами вопросе.

Мы можем представить, как будет переходить количество вопросов в качество нежелания их задавать, а значит, общаться с нами, если мы не потрудимся не оставлять без ответа ни одного вопроса нашего ребенка.

Ребенок моих друзей еще какое-то время гневался. Он даже дергал маму за верхнюю одежду всякий раз, когда она снова предлагала мелочь при расчете с продавцами. Дома же он все свои вещи, особенно ценные для него мелкие предметы, раскладывал по отдельным коробочкам, обожал «рюкзачки» и «сундучки» и вообще демонстрировал любовь к системе и порядку в делах.

В один из дней я вместе с его мамой зашла в магазин и увидела, как ребенок, тогда ему было чуть больше четырех лет, недовольно хмурился и дергал маму, пока она расплачивалась за покупку. Я спросила, чем малыш недоволен, и услышала от мамы, что это ерунда, просто ему почему-то не нравится, когда она предлагает продавцу мелочь, чтобы самой не набирать монет и облегчить расчет.

Дома, заручившись согласием мамы, я подозвала ребенка и спросила его, хочет ли он, чтобы я объяснила ему, что делает в магазине мама с деньгами.

— Ничего он не понимает, — прокомментировала мама, — я показывала ему деньги и объясняла.

Это вечная ошибка родителей, говорить в присутствии ребенка нелестные слова о нем, словно самого ребенка рядом нет. Мне было жаль, что мальчик все слышал. Прежде чем начать объяснять, я уточнила еще раз, хочет ли малыш поиграть со мной в деньги. Получив согласие, я попросила его запомнить «одну вещь».

— Все большое состоит из малого, — сказала ему я, а потом нарезала пять квадратов из плотной бумаги, а один из квадратов — на неравные части. И еще взяла один самый большой квадрат — почти в страницу размером.
— Смотри, вот это — наши рубли, — я положила квадраты перед мальчиком. — А это наши копейки, — и я показала ему нарезанные части. — Большое состоит из малого, да? Вот в этом большом квадрате у нас десять рублей помещаются. Все наши рубли состоят из копеек, даже если мы их не порежем на части (тут я соединила «пазлы»). И если наше яблоко стоит один рубль (и я взяла один квадрат) и десять копеек (я взяла меленькую часть разрезанного квадрата), то мы и заплатить должны столько же. А теперь представь, что мы пришли в магазин, а у нас только вот эта большая денежка — десять рублей (бумажка для наглядности разлинована на десять квадратов). Нам надо купить одно яблоко, но у нас вот таких денег (показываю на маленькие квадраты) с собой нет. Зато есть несколько копеек.

Тут я попросила ребенка принести что-то, куда мы можем положить наши деньги, «как будто это кошелек». Мальчик принес «сумочку», что-то, похожее на планшет в классическом понимании этого слова. Этот игровой элемент ребенка не отвлек, как могло показаться, а наоборот, внимание усилил, потому что человек включил в игру что-то свое, т.е., он стал сознательным участником этой игры. Это принцип общего языка, о котором я говорила выше, он срабатывает всегда. Таким образом, наше занятие уже становилось «своим» для ребенка. Мы положили в «кошелек» «рубль с копейками» и «пошли в магазин».

— Теперь смотри, — сказала я ему, когда мы «пришли». Большое состоит из малого, да? Наша денежка большая, и мы можем дать ее продавцу в обмен на яблоко. Но тогда продавец даст нам обратно много мелких денег, наш кошелек станет тяжелым и неудобным. Поэтому, мы сейчас сделаем хорошо и себе, и продавцу. Яблоко стоит один рубль и десять копеек. Это значит, что если мы продавцу не поможем, он даст нам рубли и много копеек, вот сколько (тут я показываю остальные нарезанные части квадрата). И мы даем продавцу нашу большую денежку — десять рублей и наши десять копеек. Теперь ему не надо брать один рубль частями. Мы же помним, что большое состоит из малого? И каждый рубль состоит из копеек. Нам с продавцом обоим удобней, если он мне даст, а я получу только рубли. Я их и сложу аккуратно, и не будет у меня столько мелких денег, которые потом неудобно считать. А продавцу будет, чем давать сдачу.

Пока я рассказывала это, я внимательно за ребенком смотрела. Он слушал напряженно, не отвлекался. Напомнив ему еще раз, что большое состоит из малого, я предложила поиграть в эту игру снова, только пусть яблоко стоит теперь один рубль и сорок копеек. Мальчик снова дал продавцу большой квадрат, но на этот раз часть из разрезанного квадрата покрупнее, чем в первый раз, и получил сдачу целыми квадратами. Напомню, что я не ставила целью научить ребенка считать. Я хотела ответить на его вопрос. Может показаться, что это вопреки логике, но ребенок успокоился и понял ровно столько, чтобы впредь при подобных ситуациях своей ущербности не ощущать.

Последнюю фразу я хочу подчеркнуть. Потому что это именно то самое, что неосознанно чувствуют наши дети, если мы не находим в себе ресурсов для ответов на их вопросы! Да что дети, даже мы, взрослые, если нами пренебрегают!

Неуместность свою. Ущербность.

Относительно детей не хочется думать о том, как это страшно.

К счастью, мама этого ребенка вопросов о наследственности не задавала. Позже она рассказывала, что мальчик сделал себе еще «денег» и разложил их по сундучкам, в магазин потом играл с завидным постоянством, а слова «большое состоит из малого» при случае повторял.

Думаю, для нас с вами подобных проявлений было бы достаточно, чтобы предположить в нашем ребенке будущего экономиста и сделать сознательные попытки в направлении того, чтобы наше предположение подтвердить или опровергнуть.

Позже, когда мальчик учился в старших классах, его родители вместе с ним пришли к нам в гости. Мальчик прошел по квартире и вынул из розеток все зарядные устройства. На наш изумленный вопрос, зачем он это делает, парнишка ответил, что, даже не подключенные к телефонам и компьютерам, минимум электроэнергии зарядные устройства все-таки потребляют. К сожалению, в этот момент со стороны его родных была отпущена шутливая реплика о крохоборстве, такая неудачная шутка. Мы же постарались неловкость сгладить и одобрить поступок нашего гостя.

Мне кажется, этот пример вполне указывает на то, что некая специфика мышления у данного мальчика присутствовала. Помню, я подумала тогда, что он еще молод, и что ему пока не поздно сделать шаг в сторону экономики. И тут, как мы понимаем, дело не в достижениях, а в том, что заниматься «своим делом» — всегда счастье для человека.

Кажется, с этими примерами нам стало понятней, как направлять свое собственное внимание, если ребенок вдруг проявляет себя с неожиданной стороны. То, что представляется опасным на первый взгляд, может быть совершенно безобидным, а какая-то нелепость оказаться знаком серьезного увлечения. Нам всем нужно более внимательно относиться к тому, что интересует наших детей.

К сожалению, мы порой настолько расплывчато настроены сами, что не вполне отдаем себе отчет о примере, который показываем нашим детям, и не всегда способны без запинки наши ценности назвать. Если мы не рассказали сами себе честно, кто мы такие, что считаем в этой жизни важным и чего от нее хотим, жизнь может преподнести нам сюрприз в качестве неожиданного выбора наших детей.

Следующий пример скорее подошел бы к предыдущей главе, где мы говорили о способностях и талантах. Впрочем, все это очень близко — особенности, странности и предпочтения. Но если бы в этой истории речь шла о ребенке приемном, скорее всего, мы снова услышали бы что-то о генах и «дурной» крови. Только оснований под этим опять никаких бы не оказалось.

У ребенка, о котором я хочу рассказать, наблюдалась некоторая склонность к замкнутости. Мальчик мог часами играть один, при этом игры у него были разнообразными: он то рисовал, то строил, то что-то лепил, и все это выходило у него особенным, не по возрасту мастерским. Родители мальчика пребывали в трепетном восторге перед своим ребенком, они, казалось, даже дышать боялись, когда он часами творил. Я же испытывала тревогу, наблюдая за этим.

Мне казалось, что ребенка нужно отрывать от его занятий, не давать ему подолгу оставаться один на один с миром, который он создает. В те годы я еще не могла обосновать своей тревоги, но она не оставляла меня. Мальчик в ту пору довольно охотно отвлекался, когда я звала его попрыгать и побегать. Однако родители мальчика моей тревоги не разделяли, и просили, чтобы я ребенка от его занятий не отвлекала. Мальчик начал учиться, и буквально сразу же стало видно, что ни на чем, приходящем «извне», он сосредоточиться не может. Его потрясающая работоспособность, когда он сам определял для себя, что ему делать, не отвлекаясь при этом на общение с другими людьми, не учитывая ничьих пожеланий и никаких правил, буквально рассыпалась в песок, как только появилась необходимость общаться и правила соблюдать. Попытки перевести ребенка на домашнее обучение тоже ничего не дали, мальчик по-прежнему не желал заниматься ничем, кроме того, что ему нравилось. А поскольку родители, обмирая от таланта сына, шли во всем у него на поводу и тем самым свой родительский авторитет утратили, то и тут ничего сделать они не смогли.

Еще через некоторое время с той же погруженностью в себя мальчик стал уходить из дома и пропадать надолго. При этом поначалу он ни к каким компаниям не примыкал, и продолжал оставаться сосредоточенным на своем внутреннем мире. Такое нежелательное для нас общение с «самостоятельными» подростками могло бы на первых этапах этих гуляний вне дома сослужить хорошую службу, включив ребенка во что-то внешнее. Конечно, тогда потребовались бы немедленные и мощные реакции родителей, но шанс, что ребенок к тому моменту очнется, все же оставался. Однако тогда этого не произошло, а когда случилось, родители оказались бессильны. Эта история хорошо не кончилась. Мы можем возразить, что с ребенком было «что-то не так», что родителям следовало обратиться к врачу.

Обращались к врачам родители позже. Но время было упущено. Я же предполагаю, что если бы такому ребенку не давали в раннем детстве так глубоко погружаться в свой вымышленный мир, в котором он столь талантливо творил, история могла бы иметь более жизненный финал. Если бы родители мальчика отвлекали, пусть даже в ущерб творчеству, на другие важные, уравновешивающие, более приземленные аспекты жизни, и, конечно, если бы не роняли родительского авторитета, возможно, все сложилось бы иначе. Пусть не блестяще в социальном плане, но хотя бы адекватно.

Доказать этого, к сожалению, невозможно. Но похожие по разной степени трагичности случаи в моем окружении были, и там, где природный родительский инстинкт оказывался достаточно сильным, родители искусственно отрывали ребенка от погружения в себя и «переводили стрелки» его внимания на внешний мир. Во всех случаях такого контроля со стороны родителей, не склонных перед талантом падать ниц, ребенок выигрывал хотя бы в плане социальной адаптации. Что, согласитесь, немало.

Поэтому в определенных случаях, подходя к вопросу чисто интуитивно, я предпочла бы встать на пути такого таланта, который уводит ребенка из реальности, как бы оригинален и силен ни был этот талант.

Нам всем необходимо осознавать, что наш образ жизни влияет на наших детей, и что только большое дарование будет выпирать, маленькие же склонны прятаться. Но их некрупность не означает, что они не вырастут и не станут весомыми, если им правильно помочь. И самое главное — уже сказанное: не должно быть перекосов в развитии, если мы хотим, чтобы наши дети могли не только реализовывать свои способности на земле, но еще и крепко, обеими ногами на ней стоять. Нам надо постараться расширять кругозор нашего ребенка тем настойчивей, чем более «выпирает» его особенность, не забывая эту особенность подчеркивать в позитивных тонах.

Как бы ни казалась нам заманчивой «звездная» судьба нашего талантливого или очень способного ребенка, хорошо бы нам не приносить его в жертву своим амбициям, а вместо этого обуздать свое тщеславие и постараться вырастить здорового и устойчивого человека, который непременно найдет способ, не надрывая себя, свой талант реализовать. «Одна из грубейших ошибок — считать, что педагогика является наукой о ребенке, а не о человеке», — говорил выдающийся польский педагог, писатель, врач и общественный деятель Я. Корчак. И это тот самый случай, когда мне кажется правильным поработать с педагогом, воспитателем и родителем, то есть, с самим собой. Сначала устойчивость и морально-нравственные ценности, а потом уже все остальное.

Но ведь бывает и наоборот. Ребенок ничего не умеет и ничему не хочет учиться. Что же тогда?

ИСТОЧНИК

Статья Анны Ильиничны Гайкаловой – педагога, психолога, практического психофизиолога, автора курса семинаров «Целый-невредимый».

Однако все в ваших руках, а потому не забудьте заглянуть на сайт “Найди свой путь к здоровью”  

Наши страницы иллюстрируются волшебницей и сказочницей Натальей Арчаковской.

Записаться на консультацию можно по Whatsapp или Facebook Messenger.

Краткое описание: Для того, чтобы наш ребенок вырос жизнеспособным и мог реализовывать свой талант зрело, нам нужно, прежде всего, озаботиться тем, чтобы сформировать в нем гармоничного человека.

Может ли быть наш новый ребенок талантливым? Да, талант не зависит ни от питания, ни от гигиены. И от воспитания не зависит, есть он или же его нет. Существуют исследования, из которых следует, что талантам свойственно происходить от талантов. Но, в то же время, количество поколений в цепочке таких исследований невелико. А что было раньше — неизвестно. Зато на слуху расхожая фраза о том, что на детях гениев природа отдыхает. Мне же на ум приходит не что иное, как сама земля в ее плодородных фазах. Может остановиться плодоносить земля, может, напротив, получив передышку, принести отличный урожай. Так и наш новый ребенок вполне может оказаться талантлив, почему бы и нет?

Пока он еще маленький, способностей можно и не разглядеть. Может быть, наш ребенок будет отличаться от других особой чувствительностью, если его способности творческие. Или в нем проявится смесь бойцовских качеств и упрямства, если он спортивен. И мы, конечно, не спутаем силу воли со стремлением ребенка во всем настоять на своем. Это только два примера, их может быть много. Пока же нам следует напомнить себе, что чем более равномерно распределены в нас наши человеческие качества, тем более мы устойчивы. Тем более сформирован у нас «центр тяжести». Именно о нем, обеспечивающем равновесие личности центре тяжести, нам и следует позаботиться.

Талантливые дети представляются мне куда более уязвимыми в сравнении с детьми, в которых нет ярко выраженных творческих способностей. Для себя я предполагаю, что повышенная способность к творчеству у большинства людей существует за счет уменьшения каких-то других, порой жизненно-важных человеческих или «выживательных» свойств. Поэтому так часто мы видим нервных, истеричных, обрушенных неудачами или невостребованностью, погруженных в несчастливость или озлобленных несостоявшихся поэтов, писателей, живописцев, танцоров, вольно или невольно играющих роли жертв, обвиняющих в своих неудачах всех и вся.

И ладно бы только это. Самое грустное, на мой взгляд, что эти люди довольно часто не умеют никак иначе себя проявить. Непризнание социумом их творчества или проигрыш в конкурентной борьбе делает их недееспособными, буквально, ломает. Если эти люди сформировались вне способности видеть и ценить жизнь в богатстве ее возможностей, вне способности и другие свои качества проявлять, скорее всего, им ничего не останется, как превратиться в глубоко несчастных, а порой и асоциальных людей.

И все-таки, неправильным было бы в этой теме ограничиться творчеством. А потрясающая память? А способность замечать мелочи? А оригинальное мышление? — редкие качества, не всегда присущие даже взрослым людям, которые я наблюдала у совсем маленьких детей. Разве это не таланты? По-моему, безусловно, да. И мы понимаем с вами, что все эти свойства могут быть у детей с неудачным началом жизни. Правда, возможно, таланты эти предстанут перед нами слегка видоизмененными, в некотором смысле запрятанными, из-за отсутствия возможности в покое их проявлять.

Но врун и прогульщик чуть позже возьмет да и обернется сочинителем прекрасных сценариев для детских спектаклей. Ребенок, которого дразнили «тормозом», окажется способным, медленно обрабатывая информацию, усваивать ее крепко-накрепко. Разрушитель чужих построек после отработки агрессии вдруг предъявит нам конструкции, придуманные им самим. «Человек рассеянный» неожиданно начнет писать стихи…

Я помню, как в детском доме наблюдала, затаив дыхание, за девочкой, которая, закрыв глаза, тихо раскачивалась под музыку Шопена. У девочки этой был абсолютный слух…

И вот, мы можем видеть, как родители, обнаружив в детях какое-то, выходящее за привычные рамки свойство, бросаются «реализовывать» его в ущерб всем остальным качествам именно Человека.

Забывая в это время о тех параметрах личности, из которых складывается ее устойчивость, способность выигрывать без самоослепления, а также проигрывать без ощущения тупика, без надрыва и без обрушения самооценки.

Самыми «опасными», с точки зрения формирования выживательной способности человека в собственном ребенке, представляются мне родители, ориентированные на бизнес или славу. Лозунги о зарабатывании денег, о способности и необходимости «подняться» и быть первыми (в разных формулировках) настолько проводят ребенка «по трупам» ценностей человеческих, насколько уродуют его самого.

Что бы я, однако, на эту тему не думала, каждый из нас свои ведущие ценности определяет для себя сам. И именно их, как закон и порядок, он и проводит в жизнь, своего ребенка воспитывая. И если для кого-то материальные ценности главенствуют, я никоим образом не собираюсь этого осуждать. Но не высказать своих предположений о том, чем рискуют такие родители в судьбах своих детей, да и в своих судьбах тоже, не могу и не считаю себя вправе. «Бизнес-подход» я вижу тем более опасным для ребенка, чем более ярко выражен в нем талант.

Мне кажется, что для того, чтобы наш необычный ребенок вырос жизнеспособным и мог реализовывать свой талант зрело, нам нужно, прежде всего, озаботиться тем, чтобы сформировать в нем гармоничного человека. Талантливому, вибрирующему ребенку просто необходимо придать добавочной устойчивости, выводя для него на первый план истинные человеческие качества, ответственно возводя несущие стены его личной конструкции, чтобы она выстаивала даже в обстоятельствах форс-мажора, от которых никто не застрахован.

Любой талант требует огромного напряжения сил и стайерского усердия. Дети еще не способны к длительным перегонам без риска сорвать нервную систему, а те из них, чья жизнь с самого начала сложилась не очень удачно, подавно. И может быть стоит тогда, даже в ущерб таланту, заняться укреплением ребенка, развитием его силы воли, воспитанием основных человеческих ценностей в нем, чтобы зародить правильную мотивацию к победе.

Не «ты должен быть первым», а «как же это здорово — стремиться к новым рекордам».

Не «ты должен обставить их всех», а «вот оно, настоящее счастье, становиться все более умелым с каждым днем».

Не «тогда у тебя будет много денег, и ты сможешь позволить себе все», а «тогда тебе никогда не придется скучать, потому что ты научишься владеть мастерством, а это великий дар».

При таком подходе у нас появляется намного больше шансов увидеть нашего ребенка устойчивым и успешным, да что там, просто здоровым, а не истеричным или склонным к саморазрушению чадом, которого любой щелчок по носу сбивает с ног, когда мы можем только сострадать ему и бесконечно переживать за него. Да, в таком случае наша жизнь именно в страдание и превращается. И в постоянный страх за то, что если что-то «пойдет не так», наше сокровище «удара не переживет».

Именно отсюда и начинается кропотливая работа некоторых родителей по планомерному и методичному формированию из своего талантливого ребенка нежизнеспособного человека, разрушающего все, к чему он прикоснется. Разрушающего, чтобы устоять.

Они и так ранимы, они и так сверхчувствительны, они и так «в группе риска» со своим дарованием перед этим миром и людьми. Поэтому, чем более ярко выражен в нашем ребенке талант, тем более правильным мне кажется развивать в его характере дополнительные качества, которые смогут уравновесить его выдающуюся черту.

«Ничего, он сумеет побеждать и так, пусть только учится, пусть добивается, тут нужно всего себя положить, победы он сможет добиться, и я сделаю для этого все!» — вот что можно услышать в противовес. На это можно возразить следующее:

— любое «я», которое искренне собирается «сделать все», — не вечно.
— если мы и имеем право «положить» кого-то за любую идею, то только самих себя.
— конечно, может он всего добиться, может победить. Но наполнит ли его победа? Не сорвет ли ему «крышу»? Сделает ли счастливым?

Я убеждена в том, что счастливым себя более или менее длительно может чувствовать только гармоничный человек, развитый всесторонне и без надрыва, и под «всесторонностью» тут я подразумеваю не энциклопедические знания, а именно категории человечности.

В ребенке с ярко выраженным стремлением к физической борьбе я бы формировала понятия чести, милосердия, железного соблюдения правил в борьбе, а не самоценности выигрыша. Обобщенно, эти качества можно было бы назвать антижестокостью. Как бы ни пахнуло на нас сейчас прошлым веком, это было бы не «выиграть любой ценой», а «бороться честно, и пусть победит сильнейший»:

— Главное, это уметь, награда — не цель. На любого сильного найдется кто-то сильнее. Зато я смотрю на тебя и знаю, что если ты вдруг увидишь несправедливость, то сможешь вступиться за обиженного. Вот что главное для меня.

И конечно, не следует после тренировки говорить взмыленному ребенку, что теперь он сможет положить на лопатки всех без разбора. Ребенка творческого, будь среди его увлечений музыка или живопись, я бы отвлекала на рассуждения о взаимоотношениях людей, о том, насколько по-разному мы способны воспринимать мир. А в плане творчества делала бы акцент не столько на качестве работ ребенка, особенно пока он формируется и растет, а, скорее, на причастности:

— Как же мне хорошо на душе, когда я вижу тебя с инструментом в руках!

И, конечно, не стоит, пробегая мимо играющего на музыкальном инструменте ребенка, скептически бросить: «Как ты звучишь?»

Куда полезней для его души, а, в конечном счете, и для музыки тоже, увидеть мечтательное выражение нашего лица, заметить паузу в нашем беге: мы остановились, чтобы его послушать, чтобы полюбоваться на него за игрой…Пусть он встретит наш задумчивый взгляд. Покачаем медленно головой. Скажем: «Я так люблю тебя…Я сейчас любуюсь тобой!»

— Знаешь, ты когда стоишь у мольберта, у тебя такое лицо… Как будто ты — волшебник, ведь ты сейчас творишь что-то, чего раньше никогда не было…

Но, конечно же, не стоит, походя, бросать замечания об измазанной одежде или запачканном носе. Лучше спросить что-то совсем непонятное, но к процессу творчества подходящее, сделав попытку тем самым попасть с ребенком в унисон. Потому что ничего более иррационального, чем феномен творчества, по большому счету не существует.

— Ты стоишь, рисуешь… Ты чувствуешь пол под ногами? Ну, ты чувствуешь, что ты стоишь на земле?

И встретить недоумевающий, а может быть, изумленный взгляд.

— Понимаешь, ты как будто немного не на полу. Это удивительно! Когда человек рисует, когда он пишет картину, даже пусть только эскиз, набросок, он, наверное, по-другому чувствует мир! И сам не замечает этого, может быть. Я иногда думаю, знаешь, о чем? Когда мир закончится, все перестанет быть. А пока мы живы, невидимый художник все пишет свою картину…

Не думайте, что ребенку нужны только наши понятные слова и наши логичные речи. Это совсем не так! Лучшим подтверждением того, что все окружающее имеет какой-то смысл, для него может оказаться такая вот наша восторженная бессмыслица. Но мы конечно не забудем о чувстве меры, которые важно соблюдать всегда, а в этих моментах особенно.

В ребенке-поэте я постаралась бы заложить мысли о том, что именно человек хочет сказать людям, и в данном случае особенно озаботилась бы именно категориями ответственности за сказанное слово… Помните, сколько стихотворных строчек начинается с «я»? Как часто за умельцами подбирать рифмы мы можем видеть ту или иную форму нарциссизма, творящего от собственной пустоты…

Ребенок рифмует, и вот, мы уже бросились поднимать его на стол для прочтения строчек перед гостями. Ему больше не надо строить себя. Достаточно продолжать рифмовать. И он рифмует, пока растет. А подрастает и выясняется, что никому его стихи не нужны.

Поэтому с рифмующим детенышем я бы говорила совсем о другом, перенаправляя цели, расширяя кругозор. Но прежде всего, я бы читала ему стихи великих поэтов. По мере доступности их содержания. И, что не менее важно, переводила бы интерес к его собственной персоне на интерес к окружающей жизни и людям в ней.

Следующие примеры я привожу не ради бескорыстия и альтруизма, хотя никто не докажет мне, что эти качества плохи. А именно для уравновешивания ребенка. В качестве создания дополнительных опор.

— А ты бы согласился написать стихи и отставить в школьной газете, словно они не твои? Чтобы никто не знал, кто их автор?
— Тут вот конкурс объявили за призы. А давай напишем стихи и, если победим, отдадим приз той больной девочке, о которой вчера читали?

Для того чтобы стихосложение не взялось править моим ребенком, я бы, возможно, дала ему эквивалент проявления ритмов — хотя бы какое-то время посвятила обучению классическим танцам или умению слушать музыку. Потому что первое, что, мне кажется, должен сделать родитель творческого ребенка, это позаботиться о его гармоничном развитии, заботясь о создании противовеса тому, к чему ребенок склонен.

Если к таланту нашего ребенка относятся невиданные щедрость и доброта, я бы учила его играть в шахматы, просчитывать ходы с тем, чтобы дать человеку возможность понимать, как именно нужно помогать людям, чтобы не развращать и не отягощать их своей помощью. Чтобы, позволяя своему таланту исходить из себя, не разрушать окружающее и себя, а творить добро.

верхчувствительного ребенка, который вполне может вырасти потом в человека с необъяснимыми с точки зрения физического мира качествами видения и восприятия, я бы настойчиво закаляла. В бережной форме я бы знакомила его с тем, от чего горе-родители стараются своих детей уберечь: с жестокостью, увечьями, с раздорами и методами борьбы с этими видами зла. Ведь если наши дети попали к нам крохами и не помнят того, как началась их жизнь, с жестокостью они все равно непременно столкнутся, хотя бы в компьютерном мире. Только вот способов борьбы со злом им этот мир не преподаст.

Именно сверхчувствительного ребенка я бы от внешнего мира не закрывала,наоборот, аккуратно и поступательно обнажая и предъявляя его возможные горести, показывала бы методы борьбы с ними.

Ребенка с уникальной памятью я вообще не стала бы ориентировать на что-то специальное, а постаралась бы максимально ровней его воспитывать и образовывать, чтобы не дать человеку «улететь» в запоминания бесполезной информации, которую некуда приложить. Я бы старалась показать ему весь посильный спектр приложений человеческих способностей и давала бы возможность созреть для собственного выбора пути.

К сожалению, некоторые родители, играя в своего ребенка как в игрушку, тратят его силы и время на ненужные запоминания, чтобы потом с гордостью продемонстрировать это родственникам и друзьям. Всем нам хорошо бы было подумать чуть глубже, чем об удовольствии от этих милых встреч.

Ребенка, склонного погружаться в вычисления, тяготеющего к точным наукам, я увлекала бы в гуманитарные сферы, делая акценты на человеческих чувствах и их проявлениях. Помните, как принято говорить о программистах? Они-де неспособны к созданию семейной жизни. Но не ради именно семейной жизни, сколь ценной она бы мне ни представлялась, я бы стала отвлекать такого ребенка от погружения в схемы. А ради наполнения его жизни разными и порой взаимоисключающими интересами, привлекая его внимание и включая его в реальную жизнь.

Я убеждена, что такой подход даже не отсрочил бы состоятельности любого из подобных детей, а если и отсрочил бы, то ненадолго. Но дал бы нам возможность сформировать богатую и устойчивую личность, как готовое к плодоношению дерево с крепким стволом. А не как тонкоствольное изогнутое деревце, если и способное напитать полноценно свои плоды, то никак не выжить под их весом.

Конечно, пока наш ребенок растет и занимается разными вещами, я бы стремилась к тому, чтобы, начиная обучаться чему-то одному, ребенок это завершал. Я делала бы это исключительно из стремления научить ребенка доводить начатое до конца, но не надрывала бы его непосильным грузом задач и наших проблем, которые, в общем, никакого отношения к самому ребенку не имеют. В наших силах, уняв свое честолюбие, несколько ослабить вожжи и дать возможность маленькому человеку получать удовольствие от процесса обучения, не сгибая его мерками социума, которые мы сами взяли за ориентир. «Дайте детству созреть в детстве», — говорил Жан-Жак Руссо.

Действительно, дать ребенку возможность созреть в равновесии и гармонии — это может быть ключевыми словами. Воспитать достоинство и научить проигрывать. Развить дополнительные возможности самореализации. А для самих себя, чтобы не попасться в ловушку амбиций, выбрать осознанно, что же для нас в воспитании нашего потомства главное.

ИСТОЧНИК

Статья Анны Ильиничны Гайкаловой – педагога, психолога, практического психофизиолога, автора курса семинаров «Целый-невредимый».

Однако все в ваших руках, а потому не забудьте заглянуть на сайт “Найди свой путь к здоровью”  

Наши страницы иллюстрируются волшебницей и сказочницей Натальей Арчаковской.

Записаться на консультацию можно по Whatsapp или Facebook Messenger.

Краткое описание: Есть дети, с которыми сложно. Но это не означает, что надо складывать руки. Дети могут превзойти наши ожидания, если мы действительно настроены помогать им, если настроены взаимодействовать.

Экология плохая, пища мутированная, воздух отравлен. Да и сама жизнь, разве так нам хотелось бы жить? Времени для полноценного общения с детьми не хватает, социум требует все больше соответствий, в общем, все идет как-то не так. И вроде, неплохо, но… дети какие-то странные вокруг. Мы такими не были!

— У вас синдром дефицита внимания — слышат заботливые родители, которые не поленились, нашли специалиста, заявили о проблеме.
— У вашего ребенка дисграфия, — узнают другие мамы-папы, сначала тревожатся, а потом даже облегчение испытывают: не они виноваты, это ребенок такой.
— Ой, он у нас гиперактивный! — словно стыдясь своего ребенка, говорит иная мама, и ее поддерживают кивками: нелегкая у женщины доля.
— Извините, он у нас такой, — я и подобное слышала, — странный… — и мама «предъявляет» ребенка с некоторым аутизмом. Не глубоким и катастрофичным, а таким, до которого можно достучаться.

Помню, как однажды мне встретился мальчик, не знающий, как зовут его одноклассников, но школу, тем не менее, посещающий. Он не мог сходить в булочную, чтобы купить себе хлеба. Будучи крайне застенчивым, не смог бы спросить дорогу домой, если бы вдруг заблудился. Да и адреса своего не знал. С этим ребенком мы составляли «топики», как в разговорниках иностранных языков, и учили их наизусть. Все это было оформлено в виде игры и, конечно же, забирало много сил. Но и результаты давало несомненные. Очень скоро мальчик уже мог самостоятельно купить в магазине хлеба, молока, проехать на автобусе до метро. Он выучил имена своих одноклассников и не боялся назвать свои имя и адрес.

Но это случай, конечно, особый. С дефицитом же внимания можно успешно работать, развивая внимание… да хотя бы по Цицерону. Суть этого способа доступна и проста. По преданию, свой метод Цицерон изобрел, проходя одной и той же дорогой к месту проведения своих лекций. Поскольку эта дорога была Цицерону хорошо знакома, а основные пункты лекций менялись, то он стал привязывать их к «вехам» своего пути. И я хочу заинтересовать взрослых, потому что мы, так же как дети, увлекаемся только тем, что интересно именно нам.

Пример приведу самый простой. Вехи начала пути Цицерона представим себе свободно: глиняная хижина, дерево, куча камней, ремесленная мастерская, кирпичный дом. Цицерон собирается рассказывать людям о том, что сила государства в его законах. Основные пункты плана — народ как общность людей, право как основа объединения народа, закон, природа, справедливость. Если привязывать каждый предмет к одному пункту плана, то у нас получатся пары:

— глиняная хижина — народ;
— дерево — право;
— куча камней — закон;
— ремесленная мастерская — природа;
— кирпичный дом — справедливость.

И мы можем предположить, как пункты плана своей лекции запоминал Цицерон.

— Глиняная хижина —это место, где живут простые люди, общность которых именуется народом. Таким образом, представив себе начало своего пути, а именно хижину, Цицерон сразу же ассоциировал ее с народом, первым пунктом своего плана.
— Дерево имеет право расти на этой земле, люди из хижины смогут укрыться от солнца в его тени, таким образом, право объединяет народ.
— Куча камней подходит для того, чтобы сложить из них стену, крепкую и незыблемую, как сам закон.
— Ремесленная мастерская напоминает о том, что все, что человек имеет, он создает из природных материалов.
— Кирпичный дом куда удобнее для жизни, чем простая хижина, и справедливость в том, чтобы все люди жили в кирпичных домах.

Если мои примеры показались интересными, то нам, взрослым, будет нетрудно придумать ряд ассоциаций для того, чтобы наш ребенок мог выучить «пункты своего плана» с увлечением и без труда. А «дорогой» для него может оказаться хорошо знакомая комната. Но прежде чем пробовать, стоит попросить ребенка рассказать нам, в каком порядке расположены предметы в его комнате, только, конечно, сначала надо его заинтересовать. Уже это может оказаться увлекательным началом работы по улучшению памяти. А потом, следуя совету Цицерона, можно привязывать определенные слова к предметам комнаты. Причем, сценарии для наших образов мы можем выбрать любые. Будь то сказка «Золушка» и ее персонажи, будь то «Пираты Карибского моря» и их образный ряд. В зависимости от того, что нашему ребенку ближе. Подробнее о методе Цицерона можно прочесть в интернете, а возможностей обставлять его сказочными ассоциациями у нас наверняка найдется множество.

Это удивительно, как быстро умеют дети превзойти наши ожидания, если мы действительно настроены помогать им, если настроены взаимодействовать, а не отмахиваться в надежде, что все проблемы рассосутся сами по себе.

Мы сумеем победить небольшую дисграфию самостоятельно, ведь раньше и термина-то такого не было. И гиперактивного дитятю «залюбить» в наших силах, если снимать постоянно «заряд» излишней энергии, расслабляя ребенка и давая ему чувство безопасности и принадлежности. Возможно, нам надо осознать, что гиперактивный ребенок не потому не знает покоя, что у него этой самой активности переизбыток, а потому, что тормозные процессы у него недостаточно развиты, и он просто не умеет остановить себя сам.

Но ребенок с дефицитом внимания по-прежнему играет в стрелялки, а вовсе не тренирует внимание и память. Дитя с дисграфией не имеет кого-то рядом, кто превратил бы его занятия письмом в увлекательную игру. А гиперактивный ребенок носится до изнеможения целыми днями, и нет рядом с ним взрослого, в которого можно было зарыться, как лодке в песок, чтобы остановить этот изматывающий бег.

В семье с тремя детьми, о которой я хочу рассказать сначала, идея порядка была выражена достаточно явно. Взаимодействие папы и мамы в этом доме было очевидным и работало на всех, кто в нем жил. Мама, о которой я говорю, встретилась со своим сыном, когда тому было девять лет, и она еще не знала, что это ее сын. Но через год, в его десять, они уже были членами одной семьи и жили вместе. Учился ребенок очень плохо, отставание было таким, что хоть в первый класс иди. В школе, которую ребенок посещал в детском доме, переводы из класса в класс проводились формально. Прежде всего, мама договорилась с администрацией школы — завучем и учителем третьего класса, в который пошел ее сын, и занялась «вытягиванием» ребенка сама. Понятно, что никакой мотивации для учения у мальчика не было. То, что предстояло сделать маме, оборачивалось чем-то куда более серьезным, чем «начать с нуля». Это отбрасывало ее чуть ли ни в прошлую жизнь, если таковые существуют.

Порядок в доме (договоренность об обязательствах и умение их выполнять, взаимодействуя друг с другом) обеспечивал этой маме ту самую платформу, на которой она могла чувствовать себя устойчиво. Мама также договорилась с членами семьи о том, что они все будут помогать ей «вытягивать» ребенка. Писать мальчик не мог совсем. Безобразные каракули с множеством самых нелепых ошибок, если говорить именно о письме. Это отражалось и на математике, причем, в устном счете ребенок соображал заметно быстрее, чем это происходило при попытке записывать свои действия. Тут все превращалось в кашу. Мама, двое других старших детей и папа нарезали карточки, величиной в четверть альбомного листа, и на них каллиграфическим почерком выписали буквы и слоги. В день начала занятий мама показала ребенку все эти карточки — их получилась убедительная стопка, выбрала из них две и сказала, что всей семьей они решили улучшать свой почерк.

— Теперь, — сказала мама, — мы все будем прописывать по две карточки каждый день, и будем стараться делать это так, чтобы у нас получалось очень красиво. Мало кто умеет сейчас красиво писать, — заметила она, — но я слышала, что тот, кто все же это умеет, взрослеет быстрее и ему легче учиться в школе. Нам бы всем хотелось, чтобы нам стало немного легче, вот мы и решили попробовать в чем-то победить.

Принимать участие в написании букв ребенок отказался. Остальные члены семьи к нему не взывали, а, выключив телевизор и убрав посторонние звуки, уселись вместе за стол в гостиной. В квартире настала тишина, все договорились, что ничто не должно отвлекать их. Они выписывали буквы, мама и папа хвалили детей, приводили примеры, на что буквы похожи, и заговорчески смеялись, поглядывая на отказавшегося весело, но без осуждения. Скажу сразу, что к ним он присоединился буквально на третий день. Буквы свои они писали разными цветами, у каждого был свой цвет, и крепили их потом к стенам. Вскоре вся квартира была разукрашена разноцветными карточками букв. Не все шло гладко, особенно, когда пришлось уменьшать размеры букв — первоначально все писали их крупными. Но и эта задача была оформлена в виде игры. А за буквами последовали цифры. Понадобилось полгода для того, чтобы сформировать и укоренить новую систему связей. Семье удалось полностью выправить ребенку правописание, а это повлекло за собой усидчивость, аккуратность и, естественно, повысило коэффициент восприимчивости информации. К концу третьего класса ребенок догнал по успеваемости лучших учеников. Конфликтов во время обучения практически не было.

Старшие дети гордились тем, что они выполняют такую важную задачу — помогают младшему выровняться. Папа не всегда принимал участие в написании букв, он подключался изредка, но, по договоренности с мамой, обставлял это так, словно без практики написания букв он быстро теряет навык. Папа говорил детям, что им повезло: он имеет дело только с компьютером, а они учатся в школе, поэтому пишут, а значит — их мозг работает продуктивней. Рассказы об устройстве мозга и его неисчерпаемых возможностях в образах продолжала мама.

Конечно, мы можем представить массу возражений в ответ на этот единичный пример. Но тут безусловен ряд факторов, которым по силам перевести данный пример во множественные:
— это единство членов семьи;
— это умение шаг за шагом идти к цели;
— это явное взаимодействие старших детей между собой;
— это отсутствие конкуренции внутри семьи;
— это, вероятно, море свободного времени у мамы, раз она может позволить себе так проводить вечера.

По поводу последнего скажу «нет», данная мама врач, и она работала. А что касается первых пунктов, то да. Слышала возражения, что такой порядок почти нереален в наше время. С этим я не согласна, фактор зависит не от времени, а от того, как устроен человек, в частности, тот, кто лидирует в семье, т.е. тот, кто берет на себя ответственность и порядок устанавливает.

Хочу еще раз подчеркнуть, что эта история, как и все прочие в этой книге, правдива. Более того, этот метод несколько видоизменила я, а его уже повторила еще одна мама, моя коллега-усыновитель, увидев, как через четыре месяца после начала домашних занятий стал писать мой новоприобретенный восьмилетний сын.

Мой ребенок, в отличие от ее мальчика, имел некий неврологический диагноз плюс сильнейшее сотрясение мозга в анамнезе, последствия которого давали судорожные проявления. И врачи говорили мне, что ничего у меня не получится. Но они ошиблись.

Мы не только писали карточки. Начали мы с… танцев. Мы выкладывали огромные буквы на полу из поролоновых полос, а потом, ступая шаг в шаг, «танцевали» эти буквы, держа друг друга так, словно наш танец — ламбада. И выкладывание букв, и хождение по ним, и вот еще распевание: «Мы танцуем букву «а», от нее мы без ума», заставляло нервную систему вступать в созвучие с нашей задачей. Мы играли, и карточки не делали нашу жизнь более строгой или более унылой. Все наоборот, а, поскольку результаты появились на удивление быстро, это оказалось праздником для нас.

Конечно, бывают случаи и другие, да. И диагнозы бывают объективными. Но это не означает, что надо складывать руки, для меня это совсем другой знак. Обратный. Разница в данном случае в том, что те же методы будут действовать значительно медленнее. Но действовать они будут.

Ребенок-торопыга, ему еще и гиперактивность диагностировали, он и читать не любил, додумывал слова, в результате, порой нес околесицу. Важный фактор — этот мальчик обладал ораторским даром, он очень любил говорить. Правда, из-за этого свойства ему часто удавалось попадать в дурацкое положение, потому что говорить ему хотелось, а о чем говорить и что говорить, он не знал.

Родители мальчика, получив диагноз, свои попытки сосредоточить ребенка оставили, и мальчик получал то тройки, то пятерки, то двойки, в общем учился, как многие дети, где-то вылезая за счет того, что во время и к месту вставил случайно услышанное. По русскому же языку показатели оставались устойчивыми — тройки другими отметками не перемежались. Чтобы подтянуть сына, родители пригласили ему репетитора, действительно хорошего педагога — спокойного, не склонного раздражаться, терпеливого. Но результатов педантичные и спокойные занятия не дали.

К десяти-одиннадцати годам внимание у ребенка несколько улучшилось, хорошие отметки в школе стали появляться чаще. Он легче воспринимал информацию на слух, поэтому его выступления, к которым он имел явную склонность, случались теперь интересными и частично обоснованными. Кроме того, даже отвлекаясь, он улавливал какие-то слова, произносимые учителем или кем-то, рядом с ним находящимся, и если его заставали за «ловлей ворон» и спрашивали, о чем только что шла речь, он довольно удачно выкручивался. Порой это было даже более чем удачно, родители заподозрили в ребенке некий талант, но какой именно, оставалось неясным. Грамотность у него по-прежнему хромала, почерк оставался отвратительным.

Когда мальчику исполнилось двенадцать лет, в гости к семье приехала бабушка. Буквально на следующий день она с удивлением спросила взрослых детей, почему они так спокойно смотрят на то, как ребенок пишет.

— У него дисграфия, — махнули рукой родители ребенка. — Нам сказали, он может никогда не научиться писать разборчиво, потому что, пока он повзрослеет, все будет переведено на компьютеры, и у него уже надобность в письме отпадет.

Бабушка задумалась не на шутку, с детьми ничего дальше выяснять не стала. После выходных бабушка дождалась возвращения внука из школы, накормила его обедом и попросила рассказать о чем-то. Мальчик начал рассказывать, бабушка слушала, всем своим видом подчеркивая интерес, а потом выбрала момент и даже в ладоши захлопала, когда внук как-то особенно удачно высказался — мальчик в самом деле умел красиво говорить. Слушая, бабушка перебирала тетрадки внука. Почерк в них был ужасным, понять что-либо оказалось трудно.

— Не очень у тебя с русским? — бабушка спросила это участливо, но словно невзначай. Тут же, не делая паузы, она снова вернулась к удачному выражению, которое употребил внук. — Нет, ну как же ты это здорово сказал! Какое же удовольствие для людей тебя слушать! Знаешь, мне кажется, это талант — уметь так выразить себя. Но главное, люди тебя всегда должны отлично понимать! — и она снова паузы не сделала. — А с учительницей по русскому у тебя как?
— Да она мне ставит отметки всегда плохие, бабуль. Я даже если правильно напишу, она все равно больше тройки мне не ставит. Придерется к чему-нибудь обязательно.
— Я вот тебе хочу одну интересную вещь сказать. — Бабушка слегка качнула головой, сделав очень многозначительное лицо и подтвердила. — Да, очень интересную. Сказать сейчас или?.. — она убедилась, что внук заинтересован.
— Скажи сейчас, да. А про что? — мальчишка действительно хотел бы услышать что-нибудь интересное, тем более что оно явно не сулило ему никаких неприятностей.
— Ладно. — Бабушка выглядела так, словно внук ее с трудом уговорил. — Хорошо. Если ты готов, то… Представляешь…

И она произнесла нечто нечленораздельное. Убедительно кивая, с небольшой паузой после «представляешь» и глядя внуку в глаза. «Слова» бабушка как будто проглатывала, понизив тон, и сразу после этого, невнятного текста добавила: «Я была потрясена!». Она смотрела на внука напряженно, всем своим видом сообщая ему о важности сказанного и явно какой-то реакции ожидая в ответ.

— Что-что, бабуль? — мальчик свел брови к переносице.
— Ну, как «что»? Я же говорю: — бабушка снова понизила тон и повторила свой маневр, но на этот раз закончила иначе: — Это же невероятно, я бы никогда не додумалась!
— Бабуль, прости. — Внук покачал головой, выражая старание. — Скажи помедленней, я опять ничего не понял.
— Я могу сказать помедленней. А может быть, мне лучше написать? Чтобы ты понял наверняка?
— Ну, напиши, — несколько обескураженно ответил внук. Тот запал, в котором он только находился, несколько ослабел.
— Ты себе не представляешь, как это важно! — «добавила огоньку» бабушка и снова произнесла что-то непонятное, сверкая глазами. Коротко произнесла.
— Ну, бабуль! — снова воспламенился внук. — Ну, почему я не понимаю-то?
— А ты представь. — Бабушка сощурилась. — Учительница твоя хочет поставить тебе хорошую отметку. Она же хорошо к тебе относится, я знаю. Она открывает твою тетрадь и ничего понять не может, как ты сейчас. Что она чувствует? Вот ты что сейчас чувствовал, когда не мог меня понять?
— Что я «немного того», — мальчишка засмеялся и покрутил пальцем себе у виска. — Вот и она себя чувствует «немного того», когда смотрит в твои тетради. Можешь поверить? Человек, когда не понимает чего-то, очень часто злится, потому что, — правильно ты сказал, молодец — чувствует себя в это время не в своей тарелке. Как будто с ним что-то не в порядке, понимаешь? А поскольку знать о себе такое никому не нравится, то человек начинает злиться на того, из-за кого он себя так почувствовал. Вот как интересно люди устроены. Получается несправедливость, конечно. Как думаешь, это справедливо?
— Не знаю, — мальчишка напрягся. — И что?
— Да просто! Ты — оратор. Ты так говоришь, что тебя невозможно не слушать с удовольствием. И сразу хочется прочесть, что ты написал. Открываешь тетрадь, а там… И человеку становится непонятно. Где ты настоящий — там или тут? А вдруг в тетради? Тогда надо не верить тому, что ты говоришь? На тебя начинают злиться, как будто ты обманщик, понимаешь? Взял и специально человека обманул!
— Ну, ничего себе! — поджатый подбородок внука явно выразил озадаченность.
— Ну да, в том-то и дело. Получается, что ты — такой классный, половину своего законного внимания теряешь. А ведь ты его заслужил!
— А ты что говорила-то, ба? — внук понемногу возвращается в реальность.
— Я специально так сделала, чтобы тебе объяснить. Ты же меня знаешь, мне просто так неинтересно. И мне обидно за тебя, потому что ты захочешь сообщить важное, а тебя не поймут. В жизни такие случаи бывают, я тебе потом расскажу. Когда остается только написать записку. Просто, если не напишешь и не передашь, то тебя могут убить, как в кино. И что? Из-за того, что твой почерк кто-то не понял, тебе умирать?
—Ну, ты, бабуль! — внук снова качает головой. Похоже, что-то про похищение или погоню с преследованием он представил. — Вот, блин! И чего?
— Еще какой блин, — соглашается бабушка. — Но, я думаю, ничего ужасного. Мне когда-то точно так объяснили, и я все исправила. Смотри, какой у меня почерк теперь! Жаль, я никогда не умела говорить так, как ты!

Бабушка пишет на листочке, внук смотрит, думает.

— А я так смогу, бабуль? — спрашивает он через некоторое время.
— Ты? — бабушка смеется. — Ты обязательно сможешь!

Предвидя возражения, хочу сказать, что вместо ораторских данных можно использовать любой талант или способность ребенка. Конечно, диагнозы не просто придуманы, они существуют. Но это не означает, что они снимают с нас ответственность за то, насколько внимательны наши дети, как они пишут и как произносят слова. И мне кажется, стоит повести себя так, словно мы ищем выход из важного для нас положения. Мы вполне можем придумывать что-то неожиданное, играть, вовлекать ребенка в нечто интересное, непременно наполненное позитивом о нем. Хорошее всегда должно перевешивать. Если ребенок, слыша какую-то критику в свой адрес, в то же время узнает и что-то хорошее о себе, он не станет так сильно упрямиться и возражать против перемен. Меня часто спрашивают, можно ли ругать детей, ругала ли я своих. Конечно, ругала. И не всегда это было после тщательно взвешенных раздумий. Но что бы ни происходило в нашей семье, я всегда помнила главное: любви всегда должно быть больше, чем критики.

Только это не «я тебя так люблю, а ты вон что вытворил», нет. Это вообще не Я. Потому что это — ТЫ.

— А-а-а-! — немного артистично закатывает глаза одна моя знакомая мамочка, разоблачив чадо в очередном безобразии.— И это ты? Ты — такой умный, такой классный, такой большой! Вот сейчас, — и она начинает ходить по комнате из угла в угол, а ребенок таращится на нее во все глаза, потому что, с одной стороны, его, похоже, ругают, а с другой …

А с другой, это же так интересно!

— Так, — говорит утомленная пробегом по комнате взад-вперед мама, — так! Я все поняла. С хорошими детьми это (так она обозначает причину своего негодования) тоже может случиться! Получается, что может. Даже с очень хорошими, такими, как ты. — Сосредоточенное лицо мамы не даст возможности ребенку заподозрить подвох. — Но, я уверена, что этого больше не повторится. Потому что это такая гадость, просто гадость наигаднейшая! И такой человек, как ты, такой замечательный человек, конечно же поймет, что это отвратительное непременно останется в душе, если такое совершить! — Пойдем, — предлагает она потом.
— Пойдем на кухню. Я тебя угощу (чем угодно), поддержу тебя, а ты поддержишь меня. Мы же с тобой оба сегодня пострадали. Ты сделал такое, от чего тебе тошно, а я узнала, что это произошло. Но мы будем стараться, чтобы этого больше не случилось с нами. Пойдем! — она кладет руку на его плечо и уводит в кухню…

Совершенно обескураженный ребенок не дает в это время себе никаких обещаний. Но если бы было возможно задать ему вопрос (нельзя задавать, пусть торопеет от маминой любви как можно дольше), «будет ли он так еще», он бы ответил — нет. Конечно, можно и поругать. Но поругать, соблюдая принцип антуража, того, что будет вокруг. Именно оттого, как мы обставим наше недовольство, зависит, захочет ли ребенок еще раз повторить свой промах.

Родителю, воспитателю, опекуну стоит быть зазывалой в цирке, талантливым продавцом в магазине, артистом на сцене, экскурсоводом, которого слушают, раскрыв рот… Нильсом с дудочкой в руках! Чтобы ребенок шествовал за нами самозабвенно. «Учатся у тех, кого любят», — утверждал И. Гёте.

ИСТОЧНИК

Статья Анны Ильиничны Гайкаловой – педагога, психолога, практического психофизиолога, автора курса семинаров «Целый-невредимый».

Однако все в ваших руках, а потому не забудьте заглянуть на сайт “Найди свой путь к здоровью”  

Наши страницы иллюстрируются волшебницей и сказочницей Натальей Арчаковской.

Записаться на консультацию можно по Whatsapp или Facebook Messenger.

Краткое описание: В наше время стало так модно рассуждать о независимости всех от всех и вот еще о том, что ребенок «имеет право». На мой взгляд, кое-что в этом плане уже успели довести до абсурда.

А сейчас я предлагаю поговорить о свободе. В наше время стало так модно рассуждать о независимости всех от всех и вот еще о том, что ребенок «имеет право». На мой взгляд, кое-что в этом плане уже успели довести до абсурда. Потому что некоторые модные течения пытаются перекроить на новый лад то, что во все века оставалось незыблемым. В частности, это вопрос ведомости ребенка родителем, вопрос главенства родителя над ребенком, и, как следствие, вопрос прав самого родителя. Мы же видим, что права ребенка гласно растут. А вот права родителя тают на глазах. И вместе с ними попадает в «группу риска» родительский авторитет, без которого взрослым не смочь повести за собой своих детей. То есть, не смочь выполнить то, к чему, в сущности, родитель и призван.

Одна женщина обратилась к специалисту, потому что у нее ребенок-подросток не чистит зубов. Специалист ответил, что ребенок вправе решать, чистить ему зубы или нет, потому что это его тело, и он может сам решать, как распоряжаться им. Ребенок — свободный, независимый, равный родителю человек,— убеждал женщину специалист. Я бы сократила последнее утверждение.

И выглядело бы оно после сокращения так:
Ребенок — человек.

Остальное, пока он растет, мне кажется правильным перевести в область формирования наших задач. Ребенок изначально ведом и поэтому родителям ровней быть не может. И именно мы — те самые люди, которые обязаны обеспечить нашему ребенку все возможности, чтобы вырасти ответственным, свободным, а значит, культурным человеком, потому что свобода без культуры в человеческом обществе неприемлема. Именно в наших силах сделать так, чтобы человек, за которого мы вязли полную ответственность, сформировался в четких категориях взаимоуважения и самоуважения. Последнее, кстати, вряд ли можно считать полноценным, если человек не знаком с элементарными правилами гигиены. Поэтому, по моему мнению, именно родитель отвечает за то, приучен ли его ребенок к чистоте, в частности, к чистке зубов. Любые взаимоотношения людей подобны танцу. Если взять танец классический, то кто-то в нем ведет, а кто-то ведом. Если танец групповой, все танцоры подчиняются строгому сценарию. Если мы на дискотеке, то тут каждый двигается, как умеет. К сожалению, сейчас в семьях очень часто так и происходит, как на дискотеке, если в них отсутствует порядок, и не соблюдаются законы иерархии. Но вряд ли ребенок сможет чувствовать себя защищенным, когда в его семье не установлен порядок, а родители не берут на себя ответственность ни за что.

Если же хаос дискотеки нас не удовлетворяет, то, скорее всего, мы предпочитаем танец классический, с ведущим танцором и тем, кого он ведет. Отличная семья, в которой точно установлены законы и порядки, «станцует» любой отрепетированный «танец» сообща, и постороннему глазу не будет заметно, кто же тут постановщик. Позже, когда ученики овладеют мастерством, они в водительстве нуждаться перестанут. Но до тех пор, пока танцоры учатся, кто-то непременно «показывает, как надо». В другом примере это будет звучать так: вариации на тему может блестяще исполнять только тот, кто полностью овладел темой.

И пока этот «кто-то» — не наш ребенок. Что, по-моему, безусловно.

Меня хорошо поймет тот, кто познал радость танца в паре с прекрасным танцором, с тем, кто ведет своего партнера мастерски и безошибочно. Если же этого познать не довелось, то поверьте, вот где истинное наслаждение! Так же счастлив будет рядом с нами наш ребенок, если будет чувствовать наши надежные руки буквально вокруг себя, пока он не станет взрослым и способным к самостоятельной жизни.

Рядом с уверенным водителем мы всегда чувствуем себя спокойно, не замечая, как вверяем себя ему. Так и наши дети будут чувствовать себя спокойными и надежно обеспеченными перилами и мостами, если мы возьмем на себя ответственность, чтобы вести их за собой. Да, наш ребенок будет во всем зависеть от нас, пока растет, потому что мы — гаранты его жизнеобеспечения. Не на словах, а на деле мы будем «вести» нашего ребенка под удивительный аккомпанемент умной любви и обучая его новым и новым «па» танца, именуемого «жизнь».

Ребенок, растущий в надежной зависимости от взрослого, природным образом дорастает до способности брать на себя ответственность и самостоятельно принимать решения. Это происходит с ним раньше, чем с тем ребенком, чьи родители не сумели взять на себя полноценную ответственность за него.

О том, что природой заложено все необходимое именно для гармоничного развития ребенка рядом с его родителями, говорил еще Песталоцци. Я, мама, — отвечаю и веду, они, дети, — вверяются и следуют. Этот подход был и продолжает казаться мне правильным. Но одно дело это понимать, а другое — выполнить. Как же сделать, чтобы ребенок сам захотел следовать за родителем? Как оказаться надежным для него? В любых ситуациях, пока он не станет взрослым.

Главное — во всем брать ответственность на себя, ничего не пускать на самотек. Словно нам надо сесть за руль автомобиля, где наш ребенок пассажир, которого мы попутно обучаем перипетиям дорог. А для того, чтобы он добровольно в нашу «машину» влез и позволил нам себя «везти», нам нужно доказать ему, что мы на «управление» имеем право.

Видите, это мы имеем право на управление. Не он. А он рядом с нами имеет право на безопасность.

Ну и конечно, прежде любых выяснений, попыток воспитания, отдания «приказов», родительских «показательных выступлений», которые бывают разными и полезными, нам нужно заручиться вниманием ребенка, расположить его себе. А для этого необходимо… прервать свой бег.

Вот ребенок расшумелся не к месту и не вовремя. И мы, проходя мимо, велим ему прекратить. Вполне вероятно, что ребенок даже не подумает свое поведение менять. Потому что мы не пригласили его «на танец», не выполнили некоего ритуала, да и «музыка» не звучит! А что для нас, в нашей семье, «музыка», каковы могут быть специальные ритуалы, это ведь очень индивидуально. Разные дети отзываются на разные сигналы. Одних нужно обнять или хотя бы их коснуться, иначе они не настроятся на нас, другим нужен специальный тон, третьим необходимо что-то отвлекающее.

Что бы это ни было, прежде, чем мы обратимся к нашему ребенку с любым предложением или вопросом, нам нужно остановиться самим. Выделить несколько минут для ребенка, настроиться на него и дать ему возможность «подключиться» к нам. Ведь как часто мы превращаем общение с детьми в нечто «без отрыва от производства», от более «важных» сиюминутных дел. Мы не включены в наших детей. Отправленные туда-то и туда-то, чтобы самостоятельно что-то сделать, дети понемногу перестают нуждаться в нас. Но это не означает их самостоятельности. Тут все получается ровным счетом наоборот.

Выброшенные из естественного процесса безопасного взросления, когда взрослый в ребенке постоянно заинтересован, дети затормаживаются в развитии. Они начинают искать себе новые опоры, но те, что находятся во внешнем мире, родительских функций не выполняют.

Нам необходимо сделать так, чтобы наши дети были максимально зависимы от нас. Потому что природная зависимость ребенка тем сильнее, чем безусловнее родительская власть. «Наша родительская сила заключается не в том, насколько зависим ребенок, а в том, насколько он зависим именно от нас», — не устает напоминать Гордон Ньюфельд в своей популярной книге «Не упускайте своих детей». Отправляя наших детей решать свои проблемы самостоятельно, отмахиваясь от их настроений и проблем, не включаясь в своих детей, мы таким образом свою родительскую власть сбрасываем. И я уверена, что многие родители, осознав этот казус, захотят пересмотреть некоторые свои взгляды.

Когда росли мои дети, включение мое в них было максимальным. И это ни на минуту не означало какого-либо принесения меня в жертву. Я была настолько заинтересована в каждом из них, что меня нередко упрекали в том, что я живу их жизнями, не отпуская их от себя. Я и в самом деле держала своих детей в зависимости от себя. В той самой зависимости, в которой любой ребенок чувствует себя нужным и желанным, и знает о себе, что он тот человек, которого любят. С ним хотят быть, его никогда не оставят, что бы он ни сотворил.

То, что происходило между нами, можно было сравнить поначалу с танцем, когда ноги ведомого ставятся на ноги ведущего танцора. Потом мои дети освоили элементы движений. И понемногу привыкли стоять на земле и двигаться по ней, улавливая, как музыку танца, звуки окружающего мира. Это происходило постепенно. Пропущенное в воспитании наверстывается с другой скоростью, медленнее, чем движется время.

Если, приводя примеры, говорить об учебе, то у маленьких детей для меня была главным не так хорошая учеба сейчас, как правильное восприятие себя и результатов своих действий потом. То есть, на любом действии, в любом движении мы учились. Как будто каждое наше «сегодня» всего лишь урок, и каким к концу дня ни оказался бы результат, мы его принимаем и о нем думаем, потому что он для того и существует, чтобы мы поняли что-то именно сейчас. Важен не сам результат, важно то, что он нам дает, какими мы чувствуем себя, получив его.

Например, ребенок не понимал, для чего нужно что-то уметь, а, стало быть, этому учиться.

— Ты знаешь, из чего я состою? — спрашивала я восьмилетнего сына. —Только не говори, что из рук и ног, или вот, из головы. Смотри. Если ты возвращаешься домой из школы, то думаешь о чем? Ты думаешь: «Мама сварила вкусный суп, мою любимую домашнюю лапшу, она обещала утром. Наверняка к супу есть и пирожки… Дома чисто-чисто. И хорошо пахнет. И собака вычесана, у нее каждая шерстинка блестит. А еще мама, наверное, навела везде порядок, потому что очень его любит. И в дом входить так приятно! Дома спокойно и хорошо…» Ты об этом или думаешь словами, или просто это знаешь. Но вот когда ты идешь из школы домой, то этот суп, который ты любишь,— это мама… И пирожок, который пахнет еще с лестницы, — это мама… И чистая квартира, и хороший запах, и этот покой, — это тоже мама, понимаешь? Потому что человек — это его дела. То, что остается. А не ноги и руки. И мама умеет варить суп, печь пироги, делать чистоту и хранить в доме покой. Вот папа на работе сделает (тут каждый скажет что-то свое). И для многих людей станет удобнее и легче (что-то), потому что наш папа (дедушка, мамин брат, друг) смог им это сделать. И вот это «легче и удобнее» для них будет он. А для нас он — веселые прогулки, интересные рассказы, катание с горки, или вот задачи по математике со старшими. Папа — решение серьезных вопросов в доме. Помощь маме — тоже папа. Забота о дедушках — тоже папа. Папа — это его дела. Все, что он умеет и может…».

Конечно, прежде чем начинать эту речь, мне нужно было ребенка расположить к себе. Нужно было его завоевать, заручиться его вниманием, мы помним об этом. Не на ровном месте мы начинаем сажать свои зернышки, всякий раз мы рыхлим почву нашего сада, поливаем землю, готовим ее к посевам. А вот когда глаза уже широко открылись, когда вероятность нотации или нахлобучки минимальна, когда внимание ребенка привлечено, говорить можно. Но недолго и постоянно убеждаясь, что нас слышат. Человека можно поглаживать, если он не против, касаться слегка, привлекая его, то есть, создавать небольшое движение, чтобы он не терял интереса, нужно все время убеждаться: нас слышат.

— А учитель, он из чего состоит? Ну почему из двоек? Из двоек, я думаю, двоечники, скорее. А отличники же в классе есть? Они состоят из пятерок и всего, что сумели выучить. А учитель состоит из всего, что написано в учебниках… Кстати, ты представляешь, что он это все знает? — почему бы не изобразить изумление, показать, как удивительно здорово для кого-то, если этот кто-то много знает, сказать, что о таком человеке люди всегда думают: «Вот он какой!»

Вспомнить прочитанные книги.

Есть много рычагов воздействия у наших детей, и нам надо изучать их, искать и знать точно, к чему прикоснуться, чтобы:

— вызвать улыбку;
— напомнить о серьезном;
— обескуражить или озадачить.

Мы же можем прийти в эту минуту с нашими ответами к нему, оказаться полезными и подтвердить, что очень удобно в жизни что-то важное уметь.

— А я из чего состою, мам?
— Смотри. Маленький ребенок, который еще ничего не успел, он состоит из любви. Из любви к нему тех людей, которые его окружают. А если люди эти почему-то потерялись, ребенок состоит из любви тех, кто спешит к нему навстречу. Потом он начинает потихоньку расти и чему-то учиться. Пить и писать он умеет сразу, да. И какать тоже. Но больше ничего… И он учится. Сначала сидеть, ползать, потом ходить, говорить… И вот он уже состоит из всего, что сумел перевернуть, выпить и съесть, из всего, во что поиграл и что сломал, их всех домиков, которые он построил. А потом – потом он пойдет в школу, вот ты же ходишь в школу. И будет состоять из всего, что решит запомнить и чему захочет научиться. Ты же научился (писать, читать, лепить, рисовать, — можно вспомнить какие-то победы ребенка, даже крохотные), и ты из этого состоишь тоже. А еще у нас получилось (вспоминаем, вспоминаем!), у тебя это получилось просто отлично, и ты из этого тоже состоишь, потому что теперь это можешь всегда.  И знаешь, что удивительно? — делаем круглые глаза, выдерживаем небольшую паузу. — Ведь то, из чего человек состоит, это и есть его состояние. И есть еще такое слово «состоятельный». Сейчас принято думать, что это слово относится только к богатым людям. А раньше у него были и другие значения: «доказательный», «обоснованный». То есть, тот, кто может знания свои доказать, кто ничего не говорит просто так, кто владеет тем, о чем говорит. Вот и получается, что состоятельный человек — это тот, кто владеет многим. Просто богатства люди не всегда понимают одинаково. Видишь, как много смыслов у слов…

Вот так мы выстраиваем наш общий словарь, а с ним и общую систему ценностей, которая, устойчиво сформированная, не допустит, чтобы настал день, когда мы спросим с укоризной: «И в кого ты такой вырос?» Этого не происходит с людьми, которые «говорят на одном языке». Этого не происходит с теми, кто заранее попекся о том, чтобы не просто договориться о терминах со своими детьми, а сделать так, чтобы эти термины стали естественными и единственными, роднящими нас смыслами вещей. А в этом конкретном месте хорошо бы отвлечься. Взять тот же самый пирожок. Или что там у нас вместо. А потом неожиданно предложить:

— Может, и не стоит сегодня увеличивать свое состояние больше, а? Конечно, чем человек больше знает и умеет, тем он из большего состоит, значит, тем он и состоятельней. Но, может, и правда не стоит тебе сегодня увеличивать себя на то, о чем написано в этой книге? Пусть другие дети увеличиваются, а тебе не стоит? Или все же стоит? Как считаешь? А? ДУМАЕШЬ, СТОИТ?»

Этот пример, как и прочие, не совершенен. Но если всё время думать о совершенстве, то невозможно будет сделать ни шага нашей любви. Я со своими детьми играла. Пробовала и так, и эдак. Главное, чтобы зажглись навстречу глаза. А потом оставалось всего-то постараться, чтобы этот огонек не погас.

Еще до своей работы в детском доме я усвоила, что даже далеко не каждый кровный ребенок уверен в том, что нами, родителями, любим. Помните, как некоторые женщины постоянно просят своих мужчин сказать о том, что те их любят? Как искренне страдают, если не слышат желанных слов. Дети устроены так же. Только просить они, как правило, не догадываются. Но мы сами должны доказывать им свою любовь. Так же, впрочем, как компетентность, которая и есть родительская сила. Мы должны постоянно завоевывать своих детей. В родительской любви не уверены даже кровные дочери и сыновья. Что же говорить о приемных детях? Нам надо на время срастить их с собой, сделать так, чтобы наши дети постоянно нуждались в нас, пока они растут, вот единственный выход. Нам надо стать нашим детям необходимыми, чтобы множество их вопросов к жизни как можно дольше замыкались на нас — это то, что строится и поддерживается во времени. Это ниша, это утроба души, это надежная пристань. Чем крепче наши связи, чем надежнее наш ребенок чувствует себя рядом с нами, тем спокойнее он будет отлучаться, чтобы исследовать этот мир, тем меньше потребностей будет у него в том, чтобы нарушать наш порядок и наш закон. Потому что порядок и закон будут накрепко ассоциироваться у него с приятием и безопасностью. При этом ни о каком равенстве между нами и нашими детьми не может быть даже речи.

Вечер. Отужинав, мы обдумываем наши проблемы, беседуем по телефону с друзьями и коллегами. Возможно, рядом с нами наши супруги, уделить внимание которым мы не просто должны, но еще этого и хотим. Ребенку пора спать. Еще не сию минуту, но уже наступает время двигаться помедленней, потихоньку успокаиваться.

Нам проще всего, высунув нос туда, где сейчас наше чадо, напомнить ему, что день завершается. Еще проще, впрочем, и носа не высовывать, а просто крикнуть, назвав по имени или даже по имени не назвав: «Хватит прыгать. Пора спать!»

Наши дела держат нас. И они, в самом деле, важны. Мы, может быть, присели для обдумывания чего-то, а может быть, еще прохаживаемся туда-сюда с телефонной трубкой или обсуждаем прошедший день с супругом. Как бы то ни было, мы все еще бежим по нашему дню. А ребенок бесится где-то в недрах квартиры. Стемнело, и надо бы, чтобы топот ног в потолок соседей поутих. И тогда мама, уставшая от готовки ужина, от устранения его последствий, или увлеченная беседой, или пишущая конспект для зачета, все-таки не кричит ребенку из кухни, что пора спать. Она прерывает свой «бег», выходит в коридор и садится напротив скачущего чада.

— Как у тебя это выходит? — спрашивает она с удивлением. — Ты так легко прыгаешь… Как? Я просто представить себе не могу, чтобы у меня получилось такое…

Не ответить он нам не сможет. Либо, продолжая скакать, пыхтя, предложит присоединиться и попробовать прыгать вместе, либо все-таки притормозит. И скорее будет второе, потому что он и правда устал, только вот никак не догадывается, что пора отдыхать.

— А научишь меня завтра? — мама выглядит немного грустной, еще бы, ведь ей так хочется попрыгать…

И может быть, ребенок начнет уговаривать маму начать обучаться прыжкам немедленно, может быть, слегка сбитый с толку, он окажется в паузе, которой нужно немедленно воспользоваться, но если у нас в семье хотя бы более или менее контакт между родителем и ребенком существует, «аллюр» ребенка будет изменен.

Вот тут и надо пригласить его куда-то, где ему положено, по нашему сценарию, быть. И мы понимаем, что «дело», которое мы прервали, не обязательно прыжки, и слова, которые мы говорим, могут быть совсем другими.

Главное не это. Главное то, что мы взяли инициативу на себя. Мы не пустили ситуацию на самотек, мы не выразили недовольства и отношений наших с ребенком не нарушили ни на минуту. Мы приняли ответственность и «включили музыку», пригласили ребенка «на танец». И, конечно же, для нас должно быть естественным следующее: если мы хотя бы обмолвились о том, что хотели бы что-то делать вместе с нашим ребенком завтра, то мы непременно должны включить это дело в завтрашний план!

Какое же тут равенство, когда от начала до конца ситуации за ее исход отвечает только один из нас? Ребенок больше не делает того, что следовало прекратить. Мы держим внимание нашего ребенка под контролем. А теперь мы уводим его куда-то, чтобы окончательно переключить. И он следует за нами, потому что сейчас он зависит от нас. Он с удовольствием «танцует» под нашу «музыку», и ведем его в этом «танце» мы. Мы мастерски исполняем свою роль, и рядом с нами и участники, и зрители ощущают радость от нашего мастерства.

Зависимость — это то, что нам необходимо постоянно поддерживать. Это не разовое достижение, а возможность и способность так прокладывать маршрут жизни, чтобы ребенку было интересно и безопасно следовать за нами. И до тех пор, пока мы ведем его в нашем «танце», ни о каком равенстве между нами речь не пойдет. Мы несем ответственность за нашего ребенка, за его завтрашний день, за его будущее, наконец. Безусловно, мы не будем доводить сказанное до абсурда, потому что сказанное вовсе не означает, что нам следует до подросткового возраста завязывать своим детям шнурки. Но наша задача — научить ребенка всему. И этому делу тоже.

Конечно, когда нашему ребенку три-пять, вряд ли он сам овладеет таким мастерством. Но позже мы вполне в состоянии ему помочь. Например, можно заинтересовать ребенка вязанием морских узлов. Это увлекательное занятие даст маленькому человеку, помимо навыка в завязывании шнурков, еще и возможность поделиться своим умением с друзьями. Ведь дети так нуждаются в том, чтобы иметь реальные знания, способные пригодиться здесь и сейчас.

Возможно, нам нет нужды напоминать себе, что ни одна армия при плохом полководце не победит, и полководец не равен солдатам. Ни один спектакль не будет сыгран успешно без талантливого режиссера, а актер, каким бы талантом он наделен ни был, функции режиссера не выполняет. Не смогут двигаться поезда, работать заводы, даже продукты в магазины и то не приедут сами. Нужно, чтобы кто-то за все это отвечал. Мы все понимаем, что в самолете мы зависим от мастерства и слаженности его экипажа и от умения принимать решения командиром корабля. Слово «зависимость» не должно нас пугать. Зависимость — естественный и здоровый признак отлаженного сообщества, она — знак наличия разумной иерархии.

Наши дети нам не ровня, и, если мы своей родительской силы не утратили, им в голову не придет бороться за право первенства с нами. Ребенок может сделать попытку взять командование на себя. Но только тогда, когда он отчаялся надеяться на нас.

Для правильно выращенного ребенка родители навсегда останутся на заслуженном пьедестале, посягать на который ему попросту не придет в голову. И даже став совершенно самостоятельными и взрослыми людьми, превзойдя своих родителей в образовании и способности адаптироваться к новым условиям жизни, которые у нас с возрастом неизбежно угасают, дети, напитанные зависимостью, выращенные в параметрах соблюдения Закона, Порядка и Иерархии, всегда будут относиться к своим родителям с уважением и почтением.

ИСТОЧНИК

Статья Анны Ильиничны Гайкаловой – педагога, психолога, практического психофизиолога, автора курса семинаров «Целый-невредимый».

Однако все в ваших руках, а потому не забудьте заглянуть на сайт “Найди свой путь к здоровью”  

Наши страницы иллюстрируются волшебницей и сказочницей Натальей Арчаковской.

Записаться на консультацию можно по Whatsapp или Facebook Messenger.

Краткое описание: Мы их кормим, поим, воспитываем, мы вообще все затеяли ради них. Но почему-то получается, что нашего внимания детям мало, мало, мало! И все опять выходит «как всегда».

— Папочка, а куда мы идем? Куда? — маленькая девочка лет пяти дергает отца за рукав.
— А вот сейчас мы поймаем такси и поедем в гости к бабушке! — отец выглядит горделиво, он смотрит «по верхам», ребенок снизу вверх любуется им.
— На такси? Ура, Ура! — девочка снова дергает за рукав своего папу, но он по-прежнему на нее не смотрит. Его рука поднимается, голосуя, но машины пока проносятся мимо.
— Стой спокойно, — слегка одергивает дочку отец. — Пап, пап! А мы надолго к бабушке? А мы гулять пойдем?

Родители девочки в разводе, «воскресный папа» появляется не каждые выходные. Сегодня как раз тот день, когда он свободен, ребенок здоров, и их встреча состоялась. Предыдущая была давно, но это неважно, отец доволен собой и предвкушает прекрасный день в гостях у своей матери, которая ребенком займется.

— Пап, пап! — девочка очень хочет, чтобы папа ее заметил, но он не отводит глаз от дороги.
— Стой спокойно, — отвечает он снова, не глядя.
— Ой, я Катю уронила! — девочка отнимает руку и садится на корточки, поднимает куклу и огорченно смотрит на ее испачканное платьице.
— Шляпа ты! — насмешливо замечает отец. Он, наконец, отвлекается от попыток поймать машину, достает носовой платок и вытирает куклу. — На, шляпа.
— А ты пиджак! — подпрыгивает ребенок, пытаясь заглянуть отцу в глаза, но тот на дочь не смотрит, только посмеивается. — А ты рубашка! — продолжает привлекать к себе внимание девочка. — Ты пальто! Ты куртка!
— Давай, давай, — отец на девочку не смотрит, усмешка его сообщила бы любому взрослому об уверенности: ничего умного ребенок не скажет.
— А ты сапог! Сапог! — девочка от радости подпрыгивает. Она придумала что-то необычное!
— Что?! — отец вырывает руку и, наконец, переводит взгляд на дочь. — Ты вот что, ты выбирай выражения! Ты что себе позволяешь? Немедленно извинись!
— Почему? — ребенок напуган и обескуражен.
— Без почему! — отец возмущен.— Я сказал, немедленно извинись! Иначе мы никуда не поедем! Сейчас же пойдешь домой! Ты поняла?
— Извини…

Ребенок глотает слезы. Радости больше нет как нет и ожидания поездки. Останавливается машина, отец сажает девочку на заднее сиденье, сам устраивается впереди. Долгожданный день с папой начинается. Кто-то скажет, что за безобразие? С чего он на девочку взъелся? Но дело в том, что этот папа не совершил ничего необычного. Он не сделал ничего такого, чего во множестве не делают родители своим детям вокруг нас. Те самые хорошие родители, которые вовсе не намереваются причинить своим чадам вред. И не признают факта его совершения. Или признают, что часто если и сглаживает ситуацию, то все равно не настолько, чтобы вычеркнуть как ее саму, так и ее последствия из жизни ребенка.

Мамочка гуляет с ребенком, как вдруг звонит телефон. Мама отвечает, оказывается, что звонит сотрудник с ее работы. На работе возникла экстренная, весьма неприятная для женщины ситуация, срочно требуется ее присутствие. Женщина говорит по телефону, напряженно вслушиваясь в то, что ей рассказывают. Разговор идет сумбурно, мамочка нервничает все сильнее.

— Мам! — зовет в это время ее ребенок.
— Подожди, — она хмурится и подтверждает в трубку, что слушает.  — Да, говори, да!
— Мама, мам! — ребенок настаивает. — Да подожди ты минутку! Говори, я тут, — женщина старается сконцентрироваться на разговоре.

Ребенок еще пару раз ее окликает, наконец, когда матери кажется, что суть случившегося на работе она вот-вот уловит, снова раздается голос:
— Мам! — и ребенок дергает ее за рукав.
— Да подожди ты! — женщина взмахивает рукой, ручку ребенка стряхивая. В этот момент боковым зрением она что-то улавливает и на миг прерывает разговор. Перед ней стоит ее сынишка, а на земле… А на земле валяется сломанный цветок, который ребенок или подобрал где-то, или сорвал с газона и только что протягивал ей.

Малыш смотрит на мать огромными глазами. А она не может оторвать взгляда от лежащего в пыли цветка. Ужасная история.

В отличие от папы «сапога», который ни на чем себя не поймал, эта мама поняла, что произошло. Разговор с сотрудником был экстренно завершен, мама обняла своего сына и просила простить ее, пыталась что-то объяснить… Великодушный ребенок ее утешил, сказал, что не обижен… Но мама не поверила сыну. Да и мы не знаем, так ли это было на самом деле, и не заронила ли зерно горечи в душу малыша его действительно загруженная работой мама. Долгие годы потом она помнила эту историю, как что-то ужасное, ею совершенное.

И таких случаев в жизни большинства из нас множество. При этом совсем необязательно выбивать цветок из подносящей его руки или грозить ребенку отправкой домой за то, что он произнес нелюбимое нами слово, отчего у нас сработала кнопка.

Мы же не знаем, что ребенок хотел сказать или что надеялся услышать от нас, когда мы отмахнулись, если он просто нас позвал и не успел себя объяснить. Тихий ребенок уйдет и унесет свою ранку. Ребенок другого нрава набезобразничает через некоторое время, а нам покажется, что это «ни с чего», «на ровном месте». Возможно, он обидит своих родителей, возможно, потом они обидят его в ответ.

К сожалению, большинство из нас действует, исходя из привычных реагирований. У окружающих нас людей есть слова, которые нас раздражают, кругом и повсюду мы видим ситуации, которые нас злят или заставляют отключать внимание, или же наоборот, что-то, отчего мы подбираемся рефлекторно, и настроение наше меняется, переключая нас «на другую программу». Чрезвычайно сложно отслеживать свои реакции ежеминутно, и мы, наполненные нашими лучшими побуждениями, транслируем в окружающий мир продукты наших рефлексов, а не зрелых решений. И мы ведь не говорим о тех родителях, которые не любят своих детей, правда? Мы говорим об обычных, нормальных людях.

О родителях, которые обижаются на детей, и о родителях, которым некогда.

Но ведь в последнем случае не было обиды на ребенка, скажем мы. Нет, место обиды заняла его, «ребенкина» несвоевременность, его неуместность в нашей жизни здесь и сейчас. А результат ничуть не лучше — оскорбленный в своем движении к взрослому маленький человек. Человек, которому нанесена рана родительским невниманием и включением во что угодно, кроме самого ребенка. Рана, нанесенная родительской поглощенностью собой.

Как важно быть включенным в нашего ребенка так же, как включают нас в себя наши профессиональные проблемы и прочие вехи жизни, на которых мы самоутверждаемся!

Маленький ребенок, впервые услышавший слово «урод» (беру в пример это слово просто так, можно взять любое другое — не слишком приятное) и назвавший так папу, восторга в папе не вызовет, как бы тот за собой ни следил и каким бы чувством юмора ни обладал. Культурный и сдержанный, осознанный папа свою эмоцию скроет, любой другой сделает наоборот и непременно как-то отзовется — выражением лица, резко произнесенной фразой, которая ребенка оборвет, банальным и таким бесполезным призывом вести себя хорошо.

Если же это слово услышит мама, то, как бы она ни держала себя в руках, пережив первый момент, скорее всего она все-таки подойдет к зеркалу, чтобы убедиться, все ли с ней в порядке. И возможно, этой своей реакции мама не запомнит, действие произойдет неосознанно.

Ребенок, отбросивший тарелку с едой так, что все летит на пол, тоже способен довести свою уставшую маму до слез, этот жест может оказаться «последней каплей» текущего дня. И вскрик негодования, или еще того хуже, резкое выведение ребенка из-за стола — вот та самая обида мамы и та реакция, которая так похожа на случившуюся в истории с сапогом. Разве что, с небольшой разницей: там ребенок ликовал и радовался, ведь он придумал что-то оригинальное, а тут, с тарелкой, он уже предчувствует, что его не похвалят, пока тарелка еще летит. Но результат, тем не менее, один.

Праздник в семье, среди гостей присутствует гость почетный — дедушка. Маленькая девочка приносит рисунки, чтобы дед посмотрел. «Хорошо, молодец», — говорит он, но ему неинтересно, и ребенок чувствует это. Девочка некоторое время мнется, затем уходит, но спустя полчаса возвращается и снова что-то приносит дедушке, привлекая его внимание. Дедушка гладит внучку по голове, снова называет молодцом, но на принесенное не смотрит, разве что мельком. Девочка уходит вновь и занимается чем-то. Через некоторое время дедушка появляется у нее в комнате и зовет ее пить чай. Девочка не хочет оставить свое занятие, но дед берет ее за руку, отрывая от того, что ее увлекло. Тут девочка начинает кричать, возмущаться и требовать, чтобы дед ушел, «потому что он плохой». Дед расстраивается и, обиженный, направляется в прихожую одеваться.

Это пример цепной реакции. Взрослый не дает внимания ребенку, отчаявшись добиться внимания, ребенок не отвечает взрослому и сопротивляется его воле, взрослый обижается на ребенка и даже намеревается (в данном случае) из-за обиды уйти… А уйти из дома обиженным на ребенка, как и сам факт такого тотального невнимания к ребенку, это совершенно недопустимые шаги. Эти примеры я показываю для того, чтобы мы увидели, что наши обиды на детей случаются сплошь и рядом. Быть их, однако, не должно, и многие из нас буквально волшебным образом исцеляются от способности обижаться на детей, осознав всего две вещи:

Первая — ребенок ничего не делает специально, он не хочет нас обидеть, он на это не нацелен. Его задача — привлечь наше внимание, найти подтверждение своей важности для нас, а своими поступками он чаще всего отображает нас.

Вторая — только осознав себя по-настоящему взрослыми и ответственными за наших детей, мы почувствуем, что никакой поступок ребенка нас обидеть не может. Каждое такое действие нашего ребенка, каждое такое произнесенное слово, это для нас сигнал того, что ребенку нашего внимания недостает, что маленький человек отчаянно взывает: «Услышь меня, увидь, заметь! Ты так важен для меня!»

Опять же можно возразить: дети тоже должны понимать, когда можно приставать, а когда нельзя. Дети должны быть воспитанными, они должны уметь соблюдать границы. Безусловно. Но взрослый человек ничего не может потребовать от ребенка сверх того, что требует сам от себя. Это должно стать нашим золотым правилом.

Все отсчеты долгов и обязательств взрослых людей и детей мы начинаем с себя.

И только твердо убедившись в том, что наши обязательства нами выполняются, мы можем посмотреть, что же, исходя из нашего поведения, «должен» ребенок.

Мамы и папы, уставшие от конкуренции, от необходимости чему-то соответствовать, от мелких столкновений и отсутствия в их жизни тишины, которая на самом деле совершенно необходима для любой психики, попадая домой после работы, отчаянно пытаются наверстать упущенное. Их отмашки «сделай сам», «посмотри мультик», «займись делом» — не больше, чем способ «подлечить, подправить» себя в этом мире гонок и внешних ценностей, где ребенок не является целью, к которой родители стремятся в течение рабочего дня. Он — атрибутика дома, обязанность. Он — любимая, да, но порой досадная составляющая жизни, отнимающая покой и лишающая взрослого возможности расслабиться.

И вот еще что примечательно. Чем меньше ответственности за ребенка взял на себя взрослый, тем чаще он будет обижаться в ответ на грубость или непослушание. Потому что обида взрослого человека, в сущности, не что иное, как утверждение: «Ребенок — плохой, а я не виноват!» То есть, взрослый человек на самом деле взрослой и зрелой личностью не является.

Таким образом, мы видим, что обиды на поступки детей и наши от них отмашки расположены очень близко друг к другу. Конечно, это тоже разновидность кнопок, про которые мы уже достаточно говорили. Но нет, к сожалению, о том, какие у нас бывают кнопки, нам нужно напоминать себе постоянно, ведь обиды и отмашки наносят детям слишком много вреда.

Потому что:
— если бы папа из первого примера ответил себе, почему слово «сапог» так его обижает, и посчитал своей обязанностью рассказать девочке об этом… хоть что-нибудь, т.е. повел бы себя с дочерью, как с человеком, в котором он заинтересован, ссоры бы не случилось. Что же такой папа мог своей дочери сказать? Например, это: «Знаешь, малыш, а слово «сапог» иногда звучит как ругательство. Так называют человека, если он примитивный и грубый. Как сапог. Понимаешь? Давай не будем играть в это слово?»

Он мог бы сказать это, если бы играл с ребенком, если бы отвечал на его призывы, если бы не был занят исключительно собой. Взгляни он на своего ребенка раньше, раздели его радость от долгожданной встречи, ничего обидного бы не произошло.

Если бы мама из второго примера в момент, когда ей позвонили, вспомнила бы о цели своей прогулки! Если бы она осознала, что цель эта — ребенок, если бы всего на одну минуту отложила беседу, сказав сыну, что разговор очень важный, что отвлекать ее нельзя, т.е. если бы она повела себя с ним как с важным для нее человеком, ничего плохого бы не произошло.

Если бы дедушка, которому ребенок нес свои поделки, в самом деле интересовался творением рук внучки, ею самой, а не отмахивался от нее, но стремился бы показать свой интерес, как он наверняка сделал бы по отношению к человеку, для него значимому, если бы не обиделся на девочку, будто ребенок он сам, ничего столь грустного бы не произошло…

А без этих «если» картина перед нами состоит из обид, печали и неверных шагов. Взрослые в этих случаях посрамлены, дети несчастны.

Вспоминается еще одна история, которая вполне подойдет, чтобы показать пример родительских отмашек. Это история из моего собственного детства, одна из первых историй, осмысленных мною с тем, чтобы никогда не повторить подобного над своими детьми. Мы отдыхали с бабушкой на съемной даче в Красной Горе. Помню, как она об этом рассказывала, а больше — ничего. Ни дома, ни сада, ни самого отдыха. Зато мне запомнился наш отъезд. За нами приехал грузовик. Такой настоящий грузовик моего детства с деревянными зелеными бортами. Туда бабушка и кто-то еще таскали вещи, память сохранила самый краешек сборов. Помню, бабушка взяла меня за руку и повела к машине. И я спросила ее:

— А где моя Зина?
— В машине, в машине! — беспечно ответила бабушка и меня тоже туда подсадила. Почему-то в кузов.

Зина — старая кукла из прессованных опилок. У нее был отбит нос, совсем отгрызены пальцы на руках и ногах, вряд ли, конечно, их кто-то грыз, раскрошились, наверное. У Зины был вспоротый и зашитый тряпочный живот. Голова у нее была лысой и один глаз поблек. Я ее обожала. Мы сели, бабушка тоже забралась в кузов. Наверное, в кабине ехал кто-то важнее, этого в памяти нет совсем. А дальше произошло то самое, что включило во мне память. Машина тронулась, я снова спросила, где Зина, бабушка ответила уклончиво, я упрямо повторила вопрос. Машина набрала скорость.

— Я оставила твою Зину, она старая, — сказала бабушка.— Дома мы купим тебе новую куклу.

Я помню свое платьице — синее в белый горошек, и свои коленки, на которые я уставилась. Потом я, наверное, глаза подняла, потому что дальше плыла дорога, дорога, дорога… Конечно, я больше ни одну куклу не любила так, как Зину. И бесчисленно проверяла обещания бабушки, потеряв к ней доверие навсегда. Даже теперь, стоит мне вспомнить этот эпизод, я вижу полосу дороги и синее в белый горошек что-то, что перечеркивает ее.

Нам никогда не известно, что вложил наш ребенок в свой рисунок, в свою поделку. Они приходят к нам и приносят подарочки, что-то свое сокровенное, что-то, с чем они себя, возможно, отождествили. А мы, даже если не бьем по руке, порой небрежно запихиваем куда-то наивные дары, кивнув с улыбкой: спасибо, малыш. А потом выбрасываем потихоньку. Случается, что на глазах у ребенка, мол, поиграли и хватит…

Но если бы мы могли представить, что мир нашего малыша тоже может распасться на синее в белый горох, а какая-то его дорога перечеркнется, возможно, мы повели бы себя иначе? Не выбросили бы его старую игрушку, пусть даже и незаметно. Откликнулись бы на зов. И приняли бы с настоящей радостью то, что он нам принес, ради того, большего, чем он захочет поделиться с нами, когда станет взрослым, и когда мы очень сильно будем в этом нуждаться. Или даже не так. Ради того, чем он сможет делиться с миром, в котором ему предстоит жить.

Знаю одну мамочку, она хранит дневники своих детей, их первые тетрадки, детские рисунки. А дети ее, чем старше становятся, тем с большей благодарностью и любовью думают об этом. Возможно, эта мама скапливает не все, оставляя главное выборочно, некими вехами взросления детей. Но когда дети были еще не совсем взрослыми, и если вдруг чрезмерно шалили, она открывала тот шкаф, где хранились ее драгоценности — подарки детей, доставала откуда-то что-то и говорила:

— Смотри, что я нашла! А это ты мне подарил, когда тебе было три года…
— А это кто сделал? Тоже я?
— Не угадал, это твой брат! А твое вот и вот!
— А это тоже я? А это?…

Чего мы можем ожидать от наших детей, если дети нам неинтересны?

И я себе повторяю снова и снова: взрослый человек ничего не может потребовать от ребенка сверх того, что требует сам от себя. «Воспитатель должен быть тем, кем он хочет сделать воспитанника», — говорил Владимир Даль. Воспитатель, родитель, педагог. Усыновитель, опекун, приемный родитель.

Человек Взрослый.

Но не только требования к себе нам понадобится осмыслить. Оказывается, остается еще немало важных вещей, которые нам необходимо будет учитывать после того, как новый человек войдет в наш дом.

ИСТОЧНИК

Статья Анны Ильиничны Гайкаловой – педагога, психолога, практического психофизиолога, автора курса семинаров «Целый-невредимый».

Однако все в ваших руках, а потому не забудьте заглянуть на сайт “Найди свой путь к здоровью”  

Наши страницы иллюстрируются волшебницей и сказочницей Натальей Арчаковской.

Записаться на консультацию можно по Whatsapp или Facebook Messenger.

Краткое содержание: Ревность мужей к женам и жен к мужьям, ревность к бывшим возлюбленным, к подругам, друзьям и родственникам. Ревность бабушек и дедушек к мамам, папам, няням. Ревность между детьми.

Ребенок, особенно когда он маленький, воспринимает родителей как единое целое. Он еще не способен к разделению, поэтому тянется то к маме, то к папе, что совершенно нормально и правильно для него. Это происходит с ребенком так же, как с нами, когда мы, сидя долго на одном месте, положим левую ногу на правую, а после наоборот. Мы сидим, как нам удобно, меняем положение, но это не означает, что мы любим одну из наших ног больше, чем другую. Однако молодые родители часто воспринимают такую тягу их малыша к кому-то одному довольно трагично.

— Я ему не нужна! — можно слышать от мамочек малышей уже с года.
— Чуть что, сразу «папа»! — повторяют часто мамы двухлеток.
— Конечно, сразу к маме бежим, — ворчат отцы школьников начальных классов.

На самом деле, если это ограничивается восклицаниями и ворчанием, особенно если и то, и другое произносится с улыбкой, ничего особенно плохого не происходит. Хотя куда лучше, чтобы подобного не было вовсе, и чтобы звучали совсем другие слова:

— Ой, какой молодец, к папе пошел!
— Правильно, давай вместе позовем папу, папа у нас умный!
— Ты огорчен? Давай вместе сходим к маме, она наверняка тоже скажет, что огорчаться не стоит…

Вспомним короля из «Маленького принца» , который жил иллюзиями, «повелевая» происходить всему, что совершенно не зависело от него. Иногда его пример может послужить нам добрую службу. Если мы в подобном случае играем роль и даем позитивное подтверждение действию ребенка, словно он выполняет нашу волю, то мы и своего авторитета не роняем, и ребенок наш остается счастливым и спокойным.

Еще одна пометка. Последнюю фразу, когда один из родителей доброжелательно отправляет ребенка за утешением к другому, можно видеть, к сожалению, только в очень мудрых семьях, где родительской ревности в принципе не существует, и где один родитель всегда испытывает радость, видя, как хорошо ребенку с другим. Это, кстати, и метка: можно неплохо проверить качество осознанности своей любви к ребенку по этому параметру.

Я радуюсь, когда моему ребенку хорошо с другим родителем или родственником? Значит, я люблю ребенка больше, чем себя. Меня уязвляет, что ребенок бежит навстречу кому-то другому с распростертыми объятьями, а меня встречает спокойно? Мне надо быть аккуратным, чтобы не спроецировать на ребенка эмоции, продиктованные моим самолюбием, ведь мои эмоции не имеют к ребенку отношения совсем!

Это довольно редко случается, чтобы в полных семьях родители устраивали настоящие войны за внимание ребенка, отстаивая свой авторитет в его глазах. Но бывает, когда «обделенные» вниманием мама или папа потихоньку буркнут ребенку что-то нелестное о своей «половинке». Или лестное о себе.

— Иди-иди, папе все равно не до тебя.
— Я тебе все свое время отдаю, а ты бежишь к папе.
— Я тебе такой подарок принес, а ты опять к мамочке на ручки.

Даже маленький ребенок, который еще не понимает смысла некоторых слов, все равно улавливает тон, выражение лица. Конечно, мы можем не увидеть немедленных результатов наших не очень правильных шагов. А позже можем не понять, отчего ребенок откровенен с одним родителем, а другого боится, почему испытывает замешательство, если нужно выбрать одно из родительских мнений, даже если выбор этот происходит в мирной обстановке. На самом деле, у родительской ревности или неверного поведения, а именно — борьбы за свое мнение или свой авторитет пред ребенком, есть длительные и серьезные последствия.

И все-таки, в семьях, где живут трое — мама, папа и ребенок, как правило, до прихода прочих родственников особенной трагедии с «перетягиванием каната» не происходит. Безусловно, мы говорим о некоей усредненной норме, о цивилизованных людях, имеющих природный родительский рефлекс, подсказывающий, что перед ребенком конфликтовать недопустимо. Мы говорим о те, кто сознательно старается вести себя правильно.

В тех случаях, с которыми я сталкивалась, бывало достаточно рассказать родителям на примерах, как плохо ребенку от их ревности, и ситуация менялась, потому что намеренно никто своему детенышу зла не желал, просто проблема эта не входила в зону видимости. Значительно хуже обстоит дело там, где родители развелись. Честь и слава мамам и папам, которые, расставшись, не занялись сбрасыванием на головы своих детей комьев личных обид на бывшего супруга.

— Твой папа бросил нас.
— Твоя мама никогда меня не понимала!
— Твоя бабушка сделала все, чтобы нас развести…
— Я не понимаю, как тебя там воспитывают!
— Откуда у тебя такие дикие манеры? Впрочем, ясно, откуда!
— Твоего отца никогда не интересовали наши проблемы…
— Твоя мама никогда не умела считаться со мной…

Бесконечный список.

Если бы все эти поглощенные только своей обидой и своей личной болью родители осознали, что они буквально травят своего ребенка ядом разделения! Если бы поняли, что лишают его самого главного, что у него после развода родителей осталось, а именно — крепости перил того подвесного моста, по которому ребенок над необъятной жизнью идет во взрослость, может быть, они одумались бы и заговорили иначе.

Ведь как ни крути, все эти слова, не что иное, как монолог кого-то с самим собой, где ребенок — невольный участник. Взрослый человек, наполненный обидой, неуверенностью в собственной правоте, испытывает жгучую необходимость в том, чтобы убедить себя: он прав, прав, прав! Этот человек все еще ведет мысленную борьбу со своим бывшим партнером или его родней. И маленький ребенок оказывается буфером между взрослыми людьми, которые его с упоением и слепотой расплющивают, сшибаясь лбами в своем бесконечном бою за возможность чувствовать себя правым. Ребёнок еще не дорос до взрослых «разборок», сотой доли наших эмоций не понимает, не в состоянии оценить ни размер, ни форму наших проблем. Но главное, он ЛЮБИТ не только первого, поносящего, но и того, второго, поносимого. Пусть и поносимого заслуженно. Так вот, пренебрегая всем этим и защищая себя, мы наносим нашему ребенку столько боли, и такой боли, которую невозможно оправдать никакой справедливостью сказанного.

Мои родители развелись, когда мне было два года. Оба моих родителя находились под сильным давлением своих семей. И, будучи незрелыми оба, не умели этому сопротивляться. В истории их развода не было ни ревности, ни измен, ревность возникла позже, как некий крючок, которым можно было зацепить бывшего партнера. В самом браке существовал некий мезальянс, неравенство родов, которое с одной стороны подчеркивалось, с другой — не прощалось. А поскольку взаимные чувства между моими родителями существовали, более того, сохранялись еще долго после их развода, то, естественно, что каждый из них пытался доступными ему методами доказать мне, что «виноват не он». Бабушки принимали в этом процессе самое горячее участие. И что же происходило с ребенком.

— Что ты сидишь у телефона? — спрашивала бабушка.
— Папа сказал, что он позвонит.
— Нечего сидеть и нечего ждать, потому что он тебе не позвонит. Мало ли что он сказал!

Тут мы видим слом авторитета отца и информацию о ненадежности его обещания, которое легко транслируется ребенком и на остальных взрослых. Неверный, ошибочный шаг.

Но это делает ревность.

— Что за манеры? Кто тебя этому научил? — спрашивал папа за обедом при встрече.
— Ты не умеешь себя вести. Влияние твоих родственников просто написано у тебя на лбу, — сообщал он.

Тут можно безошибочно опознать авторитетную информацию о дурном воспитании ребенка материнской стороной, которое, безусловно, внешним манерам, принятым в семье отца не соответствует. Кроме того, эти три коротких фразы сообщают ребенку о его собственной «профнепригодности», о его несамоценности (тебя научили, и ты именно таков, т.е. ты, отображая, никем не являешься), о неведомом клейме, который ребенок на себе несет, а значит, это видно всем. И, что немаловажно, как об отсутствии у отца стремления внести перемены в эту печальную картину, так и о неспособности это сделать, потому что роль самого критика не оговаривается, и альтернативы невоспитанности не предлагаются. Таким образом, тремя фразами ребенок отправляется в тупик: он дурен, и ничего поделать с этим нельзя.

И это делает ревность.

— И что тебе говорил папа про меня? — интересовалась мама.
— Ничего не говорил, — отвечала я, но это было неправдой, а повторять сказанного папой о маме я не хотела, потому что ничего хорошего сказано не было.
— Конечно, расскажешь ты мне! Ты после своего папочки вообще со мной не разговариваешь! — это не было негодованием, скорее, отмашкой: не хочешь и не надо.

И тут мы видим недоверие матери к ребенку, любопытство к бывшему супругу, которое она перед ребенком демонстрирует, и которое, в свою очередь, может родить в ребенке цепную реакцию неосознанных эмоций. Конечно, маленький ребенок не в состоянии назвать эти эмоции словами. Но мы с вами вполне могли бы подумать так:

Мама чего-то от папы хочет?
Она его в чем-то подозревает?
Она сделала что-то дурное и боится, что он об этом узнает?

И дальше в таком же роде. На ребенка же это все ложится тяжким грузом непонимания происходящего и своей неуместности в этой реальности, где ничто не объяснено, тем более что никто не взаимодействует с ним.

И это делает ревность.

А вот пример, который я приводила неоднократно: папа отдыхает на курорте и пишет дочке письмо, в котором с восторгом делится тем, как он приятно проводит время и объедается клубникой. Бабушка с маминой стороны читает это письмо вслух и комментирует тут же: — Сам ест клубнику, а ребенку ни ягодки не прислал, сволочь такая.

Что сообщено этой реакцией ребенку? Как минимум, что, если родитель получает удовольствие, но с ребенком им не делится, то он — сволочь. А отсюда снова цепная реакция неосознанных догадок:

— значит, они ничего не должны себе позволять, если этого нет у меня?
— значит, если сами съели, а мне не дали, то они плохие?
— значит, если ты съел что-то вкусное, говорить об этом нельзя?
— значит, нельзя за другого человека просто так радоваться, если ему хорошо?

Мощная цепочка следствий, одно другого хуже. Для нервной системы и даже психики, для формирования ценностей и ориентиров, для жизни будущей личности в социуме.

И это делает ревность.

— Покажи, что он тебе купил? — спрашивает бабушка, когда счастливый ребенок возвращается после прогулки с папой.
— Вот это? Ну, понятно! — всем видом она демонстрирует пренебрежение.
— Зачем только это тебе нужно? Просто деньги на ветер, безделушки такие покупать. Лучше бы дал деньгами, тут, на что тебя кормить, неизвестно.

И мы видим ведро ледяной воды, вылитое на радость ребенка, обесценивание, как выбора папы, так и вкуса самого ребенка, который неосмотрительно радовался ерунде (конечно, ребенок понятия не имеет ни о каком вкусе, даже если о нем слышит). Кроме того, в сознание ребенка неведомым образом просачивается, что его кормить трудно, а значит, он — помеха, что ни бабушка, ни папа не могут его просто и радостно содержать. А дальше и вовсе плохо:

— значит, папа жадный, если не дает денег?
— получается, папа обманщик, если сказал, что игрушка хорошая?
— или все-таки обманщица бабушка?
— а может быть, они врут все?

Мы почти дошагали до пропасти.

И это делает ревность.

— Езжай, езжай, интересно, чем они тебя там накормят? — провожает бабушка со стороны мамы к бабушке со стороны папы ребенка.
— Ты что попало там не ешь, смотри, что дают. А то потом будешь мучиться животом. Да ты в прошлый раз голодная пришла!

Какие же «лампочки» мигают в это время в мозгу ребенка?

«Папина мама ничего хорошего мне не даст?»
«Там, у второй бабушки, опасно?»
«Может быть, они жадные?»
«Они меня не любят!»

И это делает ревность.

— Сядь ровно, деточка, не шмыгай носом, — говорит вторая бабушка.
— Ну, какие тебе книги читали? Тебя водили в концерт? Расскажи, что ты за это время нового узнала? Ничего нового, решительно ничего.

Ребенок опускает нос все ниже, сорваться со стула и поскакать галопом у «официальных» родственников не смеет, ест, давясь, и мечтает поскорее уйти домой. Этот ребенок уже усвоил, насколько он ничтожен. Но дома, по крайней мере, об этом часто не напоминают.

Это тоже делает ревность.

Мы могли бы поговорить об отсутствии элементарной культуры, что, безусловно, в этих примерах имело место среди родни одной из сторон, но, увы, причина не в этом, потому что «вторая сторона» культурой в общепринятом понимании этого слова была вовсе не обделена. Проанализировав, мы вынуждены признать, что не уровень культуры производит эти страшные вещи с детьми, а именно родительская и родственная ревность, борьба за первенство.

— Скажи, — спрашивает отец, сажая дочку на колени, — к маме дяди приходят?
— Не знаю, — ребенку совсем не об этом хочется говорить с долгожданным папой.
— Как это не знаешь? Приходят дяди или нет, не знаешь? Не лги мне! — и отец ребенка с колен снимает, поворачивает к себе лицом. — Расскажи мне правду. Какие дяди? А когда они приходят, бабушка где?

Тут тупик. Причем, независимо оттого, приходят «дяди» или нет. Потому что, если не приходят, как это было со мной, то что говорить — непонятно, ведь ни одному моему слову никто все равно не верит. А если приходят, то что об этом нужно сказать? О чем думает ребенок?

«Если дяди приходят, что это значит? Если дяди приходят, мама что, плохая? Если вдруг придет дядя, то он плохой? Если папа не может спросить об этом маму, значит, мама врет? Если дяди приходят, то что?»

Да, и это делает ревность.

И нет вокруг такого ребенка никаких опор, нет под ним мостов, нет в руках перил. У этого ребенка нет ничего, с чем бы он мог безопасно продолжать жить.

— Твоя мама никогда меня не любила.
— Твой отец никогда меня не ценил.
— Твоя бабушка превращает тебя в чудовище! (папина сторона)
— Твоя бабушка ни слова в простоте не скажет! (мамина сторона)
— Мы разошлись из-за нее!
— Мы разошлись из-за него!
— Это она их развела!
— Это все она! И ладно бы только это, но…
— Ты, когда родилась, никому была не нужна! — реплика от обеих бабушек. По поводу горького сожаления о судьбе их внучки.
— Твоя мама так плакала, когда ты родилась! — Они мальчика хотели, а не тебя.

И что тут происходит с ребенком? А вот тут как раз все просто. Он был не нужен. Он и сейчас не нужен никому. У ребенка твердое убеждение в том, что он не нужен. Настолько твердое, что его не может поколебать робкое:

— Но папа же радовался, когда ты родилась…

И никогда никто не сможет доказать этому ребенку, если не дано ему будет это понять самому, что эти чудовищные фразы есть ни что иное, как попытка бабушки отбить себе статус собственника:

«Ты не была им нужна, но зато ты нужна мне. МНЕ!»

Это только небольшая часть долгой истории на тему того, с чем мне пришлось столкнуться в личной жизни, и ничтожно малая из суммарного опыта людей, за которыми я наблюдала. Конечно, выписанное в столбик, это может показаться чем-то, выходящим из ряда вон. Но уверяю вас: это далеко не самое страшное из того, что творим мы, взрослые, не умея справиться с собой в борьбе за первенство и со своей ревностью в неравной игре, где ребенок оказывается между взрослыми, как между молотом и наковальней.

Если мы привыкли идти на поводу своих эмоций, если еще и базис под них подвели — из рассуждений о наших «правах» — то все примеры окажутся бесполезными, и сила инерции заставит нас по-прежнему, выбирая между интересами ребенка и своими интересами, предпочитать себя.

Есть такой почерк, он называется «оттого что-потому что». Это когда мы ищем не способов решения задач, а объяснений, почему их решить нельзя. И вот тут, продолжая думать о ревности всех ко всем, мне хочется сказать, что, страдая от собственных ран, от следствий не совсем правильного воспитания нас нашими драгоценными и любимыми родными, мы несем через наши жизни своеобразный «сбой программ». И этот сбой заставляет нас и дальше работать, сбивая программы других людей.

Нам необходимо осознать это и остановиться, безусловно понимая, что это будет нелегко. Надо подумать: Что мы делаем? Ведь именно от этого было когда-то больно нам! Почему, почему мы продолжаем поступать точно так же? Почему мы продлеваем эту боль и ставим себя в положение людей, которых когда-то осудят наши собственные дети?

Ревность всех ко всем. Причина ее только в том, что человеческое «хочу» правит людьми. И жены забывают о том, что матери их мужей не спят по ночам и плачут, скучая по своим сыновьям… Мужья забывают, что их жены привязаны к своим матерям и хотели бы почаще их видеть, и вся та суета, которая так раздражает с приездом тещ, создается чаще всего желанием как-то детям помочь…

Бабушки не умеют вспомнить, что им никто не мешал выбирать своих мужей в их молодости, а если и мешал, они все равно все сделали по-своему…Дедушки забывают, что для того, чтобы лидировать, нужно сначала встать на ноги, и что их зятья еще молоды, чтобы искусно «держаться в седле»…

И вот, шагая всякий на свой лад, выходят на поле взрослые люди, постарше и помоложе. И неведомый судья подносит к губам свисток. Матч начался:

— Я не стал (кем-то) потому что меня не…
— Я так себя веду, потому мне когда-то…
— Я так делаю, потому что мои родители меня…
— А что вы хотите, если мне все мое детство…
— Как он со мной, так и я с ним!

Конечно, если нас устраивает роль отражателя, который полностью зависит от того, направили на него луч или нет, то все верно. Если мы сознательно выбираем себе роль «я — никто», спорить тут не с чем. Конечно, можно возразить, что эти роли мы играем бессознательно, «кнопочно». И все же, мне кажется, что в глубине души каждый из нас знает, кто инициатор события. Вот — рефлектор. Железяка со спиралью обогрева. Включили его в сеть, он греет и даже светит. Выключили, он стоит, пылится дырявым тазом. Так кто же мы?

Источники энергии или примитивные приборы, зависящие от движения чьей-то руки? Ведь, если мы представляем собой что-то существенное, то тогда это именно мы включаем ток. И те, кто не принимают решений самостоятельно, отражают нас. Мы же, кто бы и какими бы лучами не светил на нас, остаемся сами собой. Сами делаем наши выборы, и зависят они не от того, что и как нам кто-то сделал, а от нашего внутреннего Закона, который и диктует нам, как поступать. Не зависеть в проявлении своей доброй воли от поведения окружающих нас людей, — как бы дурно или глупо они себя не вели, насколько бы не различались наши взгляды, или как бы поверхностно не смотрели они на жизнь — это и есть настоящая свобода.

Свободный человек от ревности свободен тоже.Это так интересно, что стоит об этом подумать.

— Смотри, что я сделал! — показываете молодой жене муж что-то, смастеренное его руками.
— Ой, как здорово! — радуется жена и по привычке переводит взгляд на своего отца, с мнением которого привыкла считаться.

Но ревнивый отец кривится. Ведь это сделал не он. Не отдавая себе отчета в том, какой вред наносит дочери и ее молодой семье, он скептически рассматривает что-то, сделанное зятем и, сохраняя пренебрежительное выражение лица, цедит:
— Ну… В общем, ничего, но… Дальше следует тяжкий вздох, взмах руки, и этого достаточно, чтобы продемонстрировать целую гамму фактов:
— молодой зять занимается ерундой — он тратит время на бесполезные вещи, а лучше бы в это время…
— дочь безвкусна и ведома, причем ведома вовсе не тем, за кем стоило бы идти.

Помните, как в фильме «Золушка» мачехины дочки радостно воскликнули, увидев цветок, который сделала Золушка? И как скривилась их мать. «Какое уродство, какая безвкусица!» — тут же задрали носы мачехины дочки. Так и в последнем примере молодая жена, стыдясь своей радости, отодвинула что-то, что ее муж сделал, потому что не смела радоваться тому, чего не одобрил ее отец. Трещинка пробежала по взаимоотношениям молодой пары, рукотворная трещинка. И совершенно не имеет значения, принят ли нами наш ребенок, рожден ли он нами или же это наше подросшее дитя встретило свою половинку, и теперь нам надо учитывать и ее. Я потому и не оговорилась вначале, что тут, к сожалению, работают одни и те же законы. Ревность не терпит конкуренции, вот в чем тенденция и парадокс.

Влюбленный ребенок-подросток ссорится с мамой из-за своей девушки, убегает на улицу, но там, к счастью, ничего плохого не происходит. Его друг, с которым он делится своей бедой, предлагает обиженному и рассерженному влюбленному пойти к своей маме: «Моя мама всегда поймет и посоветует что-нибудь». Оба парнишки приходят ко второй маме, и та дружелюбно беседует с ними, дает разумные советы, один из которых помириться с родителями. Успокоенный и вполне готовый сотрудничать с собственной матерью молодой человек идет домой, где и сообщает, что был в гостях у друга и говорил с его мамой, поэтому понял, что погорячился, и готов попросить прощения. Казалось бы, хороший момент для первой мамы, не воспользоваться которым, чтобы помириться с сыном и укрепить свой авторитет, по меньшей мере странно. Однако уязвленная женщина снова устраивает сыну скандал. Мало того, что он влюбился «в эту», так еще и пошел советоваться «к чужой бабе»! В отчаянии, мальчишка бежит из дома. Этот пример я тоже видела своими глазами, и, понимая, какую разрушительную силу имеет ревность, сострадала всем. Но я не имела возможности вмешаться. Есть грань, за которую едва знакомым людям не перейти. Ничего я тут сделать, к сожалению, не могла, но повторяла себе как заклинание: «Чтобы дети росли благополучными и не теряли с нами связи, нам нужно хорошо подумать, прежде чем проявлять свою ревность».

Далеко не всегда мы окружены надежными и адекватными родными, бабушками и дедушками, с которыми не конфликтуем, с которыми можем воспитывать нашего ребенка, «договорившись о терминах», в одном ключе, без ссор и противоречий. А для ребенка так важно, чтобы взрослые люди именно окружили его своей равновесной заботой, чтобы у маленького человека была возможность без опаски и оглядки обратиться за помощью и советом к разным взрослым людям. Хотя бы потому, что надежная мама и сильный папа, который никогда не подведет, далеко не всегда рядом. Ведь мама может воспитывать ребенка одна. Реже это выпадает на долю папы, но тоже случается. Бабушки и дедушки могут быть далеко или же уже не в силах оказывать влияние, хотя речь тут и не о влиянии даже, а именно о сочувствии, об умении заинтересованно слушать, а главное — об авторитете молвить слово, высказать мнение, предполагая, что ребенок его слушать станет. И вот тогда наличие верных друзей, которые поведут себя в том ключе, который пойдет на пользу ребенку, и будет тем самым искусственно созданным окружением. Причем, искусственность тут такая: мы заранее договариваемся с нашими надежными друзьями о том, что ребенок может к ним обратиться, если вдруг ему неожиданно понадобится помощь.

А потом нам надо специально сделать так, чтобы наш ребенок твердо усвоил, к кому именно ему в таком случае стоит обратиться.  Допустим, если в доме что-то случилось, если родители вне зоны доступа, если бабушки и дедушки не сведущи в вопросе, то чей номер телефона стоит набрать, когда, например, сорвало кран, или лопнул аквариум, или разбилось окно, а на улице зима. Мы помним, что прежде, чем наш ребенок станет слушаться нас, нам надо самим завоевать его внимание, повести себя так, чтобы ребенка к себе расположить. Чаще всего, рецепт этого прост. Достаточно нашей искренней заинтересованности в маленьком человеке и доли игры в общении с ним, чтобы ребенку стало любопытно, и он повернулся к нам лицом. А дальше уже дело техники, т.е. нашего настоящего, неподдельного стремления стать интересными для маленького человека. Мы ведь все худо-бедно понимаем, как заинтересовать собой взрослого, будь то знакомство или презентация. Но почему-то в общении с детьми этот навык часто не используется, а именно он нам и нужен, потому что он — почти универсален.

Итак, мы звоним вместе с ребенком нашему взрослому другу. А тот не отделывается формальными фразами, а старается ребенка заинтересовать, рассказывая короткую занимательную историю. Смысл этого действия в том, чтобы ребенок от разговора получил удовольствие, тогда он захочет поговорить с этим взрослым снова. Можно через несколько дней этот опыт повторить, а потом пусть взрослый человек сам позвонит нашему ребенку. После этого, находясь вне дома, можно посоветовать ребенку уже самостоятельно позвонить нашему другу. Важно сделать так, чтобы ребенок усвоил: к этому взрослому — другу мамы или папы, обратиться можно всегда, это будет интересно, уместно. неожиданный звонок не окажется досадной помехой, взрослый человек, не спросив, все ли в порядке, не бросит трубку со словами: «Перезвоню». Сколько несчастных случаев произошло из-за того, что кто-то из нас позволял себе это сделать, и драгоценное время было упущено!

Конечно, создавать искусственное окружение особенно важно, если семья малочисленна. Если родители одиноки, если бабушки и дедушки далеко или же отношения с ними не совсем благополучны. Но даже на общем благоприятном фоне стоит задуматься о том, чтобы нашего ребенка окружало как можно больше надежных взрослых, которые подскажут, придут на помощь. Неправильно жить в предчувствии беды. Но так же неправильно не предполагать, что беда неожиданно может случиться. В самом деле, в жизни происходят порой невероятные истории, которые не окончились бы плохо, окажись рядом или хотя бы на связи кто-то надежный и взрослый. А на возражение, что верные друзья и так не подведут, я отвечу, что не сомневаюсь в надежности наших друзей. Но вот ребенок, он может просто не догадаться набрать номер нужного человека. Все так просто — но ему это в голову не придет. И в наших силах сделать так, чтобы «в случае чего» у нашего ребенка надежные контакты механически всплыли в памяти, потому что, если мы таким образом будем укреплять наши связи, они нас в нужный час не подведут.

В этом отношении хорошо заручиться поддержкой не только друзей, но и кого-то из соседей, если это возможно. То есть найти людей, которые физически могут находиться рядом. А помощь, она ведь может оказаться нужной и не в случае катастрофы, а просто в быту, в обычной жизни, в обычном для нас вопросе, который мы решили бы легко, а ребенок окажется в затруднении, потому что пока не сталкивался с ним. Если наш ребенок вдруг попадет в водоворот, нам вряд ли будет важно, кто именно не даст ему утонуть. И мы будем благодарны спасителю. Но жизненные переплетения, они ведь тоже сродни водоворотам для наших детей. Поэтому, чем больше надежных взрослых будет наших детей окружать, тем спокойнее будет нам. Конечно, если, храня свой авторитет, а, сказать честнее, идя на поводу у амбиций, мы будем обесценивать мнения других людей в глазах ребенка, надеясь, что тогда станем незаменимыми и самыми умными перед ним, у нас ничего не получится.

Практика показывает, что дети не вполне доверительно относятся к тем взрослым, которых родные обсуждают за их спиной, когда ребенок это слышит. Кроме того, критичный и язвительный родитель, который недальновидно полагает, что «развенчав» «дядю Сашу» или «тетю Катю», он ставит себя априори над ними, окажется разочарован. Наш ребенок научится уважать нас только в том случае, если мы будем демонстрировать перед ним свое уважение к другим людям.

— О, да ты сегодня в свитере, который не хотел носить!
— Да, мне папа сказал, что он мне идет.
— Здорово! Он, в самом деле, тебе идет. А я не смогла тебя уговорить, надо же! Наверное, мне стоит подумать, что я делаю не так?

— Кто тебя научил этому? — Тетя Катя звонила, мы разговорились, и она рассказала мне об этом.
— Как же хорошо! И какая ты молодец, что поделилась с тетей Катей и ее послушала. Я думаю, как же мне повезло, что вы у меня такие классные, умеете общаться и дружить!

— Почему ты вдруг туда собрался, ты же не хотел?
— Это дед, он говорит, что там интересно, что я не пожалею, если пойду.
— Какой молодец дедушка, и какой молодец ты! Жаль, я не могу пойти с вами. Расскажешь потом? Я буду очень ждать!

Неважно, кто из наших близких научит хорошему нашего ребенка. Неважно, кто поведет его в интересное место, купит удачный подарок и преподаст умный урок. Если наш ребенок примет это, он станет немного богаче, немного умнее, немного опытней в этой жизни. И если наша любовь к ребенку сильнее, чем наша любовь к себе, мы, конечно, сумеем сдержать нашу ревность и повести себя так, чтобы наш ребенок рос счастливым и гармоничным человеком. Почувствовав укол ревности, мне кажется правильным всякий раз выдохнуть и спросить себя, кого же мы все-таки любим.

ИСТОЧНИК

Статья Анны Ильиничны Гайкаловой – педагога, психолога, практического психофизиолога, автора курса семинаров «Целый-невредимый».

Однако все в ваших руках, а потому не забудьте заглянуть на сайт “Найди свой путь к здоровью”  

Наши страницы иллюстрируются волшебницей и сказочницей Натальей Арчаковской.

Записаться на консультацию можно по Whatsapp или Facebook Messenger.

Краткое описание:

Вселенский опыт говорит,
Что погибают царства
Не оттого, что тяжек быт
Или страшны мытарства.
А погибают оттого
(И тем больней, чем дольше),
Что люди царства своего
Не уважают больше.

Здесь уместно будет вспомнить чудесные слова, принадлежащие нашему современнику Булату Окуджаве:

Вселенский опыт говорит,
Что погибают царства
Не оттого, что тяжек быт
Или страшны мытарства.
А погибают оттого
(И тем больней, чем дольше),
Что люди царства своего
Не уважают больше.

Сейчас наше общество разобщено. Мы живем изолированно не только от соседей, но и от самой близкой своей родни. Рекламой и фильмами нам навязывается мнение о том, что лучшее из возможного для молодой семьи — это жить от родителей отдельно. Мы все уверовали в новую ценность и к ней стремимся. И так жить, в самом деле… Нет, не лучше. Легче.

Легче, потому что не видя, старшим проще не вмешаться.

Легче, потому что дистанцируясь, младшим проще не сопереживать.

Легче, потому что не стало причины искать компромиссов, улаживая, усредняя уверенность старшего поколения в том, как надо, и не менее точное знание, как лучше, поколения среднего.

Легче, легче, легче, потому что, чем меньше людей вокруг, тем меньше нам надо с кем-то считаться, тем проще нам ни в чем себе не отказывать, тем меньше на нас лежит ответственности за кого-то еще. И эту глобальную разобщенность, и отсутствие ответственности за близких мы ежедневно детям своим и демонстрируем, ожидая от них, тем не менее, как ответственности, так и единства, по крайней мере, со своими родителями. С нами.

— Кто звонил? — спрашивает муж у жены.
— Да мама. Опять у нее все не так, придется ехать, — отвечает жена, и в голосе ее сквозит напряжение.
— Когда это уже кончится? У нас вообще есть право пожить для себя? — муж дергается и раздраженно отодвигает тарелку.— Опять все планы полетели!

Ребенок, находящийся неподалеку, на уровне подсознания усваивает, что проблема бабушки — неприятная помеха в жизни родителей. Что-то очень заманчивое скрывается за словами «пожить для себя», и он непременно об этом подумает позже.

— Кто звонил? — тот же вопрос другого мужа в другой семье.
— Кто. Мама твоя! Знаешь, ты бы уже разобрался с этим как-нибудь? Сколько можно лезть в нашу жизнь?

Ребенок — как это им удается, детям? — снова пасется поблизости. Он мгновенно ловит информативное зернышко, брошенное мамой в почву его восприятия. Папа должен «разобраться» со своей мамой, т.е. с бабушкой. Мама будет довольна, если папа это сделает. Вполне возможно, что улица и телевидение с точностью передадут ему новый смысл слова «разобраться». Дело только во времени.

Это сейчас нашего малыша интересует, будет ли довольна мама. Но позже, и это неизбежно, информация о том, что взрослый сын должен пойти войной на свою мать, чтобы она не вмешивалась в его жизнь, а главное, что это норма, прорастет в нем деревом с крупным стволом.

— Кто звонил? — ситуация третья. Вопрос снова задает муж.
— Мой отец. Там проблема, надо поехать и помочь.
— Поехали вместе? — отвечает муж и уточняет, не помешает ли малыш.
— Нет, просто хозяйственные вопросы (тут, как мы понимаем, идет какая-то незначительная конкретика, у каждого своя), конечно, не помешает. Только вот наш поход (куда угодно в другое место) придется перенести.
— Ну, это мелочи, сходим в другой раз. Мы едем к дедушке и бабушке, сынок, — поднимается с места папа. — Им надо помочь. Правда, хорошо?
— Пойдем одеваться, — приглашает мама. — Так здорово, что мы сегодня побудем все вместе!

Идеальная картинка! Но мы чувствуем себя смущенно. Потому что можем предположить, что кто-то возразит нам: сейчас так не бывает. А ведь и правда, почти сошли на нет ситуации, в которых ребенок, без насаждения и помех, усваивает простые вещи:
— папа и мама заодно;
— бабушке и дедушке надо помогать;
— родители этому рады;
— развлекательный поход, который семья запланировала, весит меньше по шкале ценностей, чем возможность помочь старшим, и еще;
— отлично, что можно побыть всем месте.

Мы не можем не согласиться, что теперь такие гармоничные и взаимонастроенные отношения редки. А может возникнуть и другое возражение: даже если так действительно вдруг зажить можно, то что с того? Вырастет ребенок, женится, а там тот же самый антагонизм, то же невосприятие друг друга. А если и правда теща попадется — монстр? И что тогда? Не проще ли ориентироваться, как подсказывает время?

Конечно, что тещи и свекрови — это «всемирное зло», сейчас, кажется, известно каждому. И в самом деле, вмешательство старшего поколения в самостоятельную жизнь молодых бывает и досадным, и неуместным. Это провоцирует конфликты или, как минимум, недовольные реплики со стороны «среднего» поколения, особенно, если происходит в присутствии их детей. Те, кого мы нелестным образом обсудили при детях, так или иначе теряют свой авторитет в детских глазах. И это было бы полбеды. Но авторитет также теряем и мы. А дети наши, между тем, остро нуждаются в том, чтобы их окружали именно авторитетные взрослые, которые сосуществуют в мире и уважении друг с другом. Невозможно переоценить того положительного, что такие отношения взрослых нашим детям дают. Но мы, не стесняясь в выражениях, обсуждаем старших при детях.

— Что с тобой, ты что такая? — интересуется заботливый муж вполне хорошей семьи.
— Да мама опять весь мозг вынесла, — вздыхает жена, а дети тем временем «решительно ничего не слышат».

Что говорить, престарелые родители, порой, в самом деле, способны наносить удары по нашим нервным системам. Некоторые это делают в лоб, кто-то исподтишка. А мы обижаемся, мы страдаем, теряем равновесие, раздражаемся… Остро нуждаясь в защите, желчно комментируем действия родителей вслух. Но даже если не так, мы практически утратили способность светиться радостью навстречу нашим «старикам»… Мы разучились здороваться и прощаться, и вот еще такое чудесное слово — привечать друг друга…

Мы помним наш долг, но все наши движения в сторону выполнения долга по отношению к старшему поколению окрашены, в основном, в «терпение-терпение-терпение». Не в любовь. И наши программы, усиливаясь течениями времени и мутировавшими понятиями человечности, входят в наших детей и прорастают в них такими непроходимыми джунглями отторжения и конфликтности, что для нас путешествие по этим джунглям становится невозможным, и мы теряем контакты со своими детьми.

Я нарисовала довольно мрачную картину. Но если кто-то дочитал до этого места, то, значит, он еще надеется вместе со мной на то, что положение можно исправить. Я тоже верю в это, тем более что разрозненность распространяется широко, а нам важно вернуть навыки доброжелательного общения друг с другом не только внутри семьи. Ведь наши дети рано или поздно ее покинут.

Это горько, но теперь многие из нас разве что по праздникам садятся за стол все вместе — деды и бабушки, папы и мамы, дети. При этом в исключительных случаях мы еще остаемся доброжелательно настроенными ко всем членам «собрания». Чаще же сохраняем благопристойный вид, скрывая недовольство и невосприятие других или кого-то одного. Нередко мы недовольства даже не пытаемся прятать. Чем же в нашей, безусловно, комфортной нынешней жизни, можно компенсировать этот факт?

Должна сказать, что я сама воспитывалась вне иерархических категорий. Несмотря на это или этому благодаря, повзрослев, я устраивала общие праздники и планомерно соединяла своих разрозненных родственников, которые, как могло показаться, львиную долю своей жизни посвятили тому, чтобы, подобно бильярдным шарам, разлететься как можно дальше друг от друга. И вот, вновь и вновь я стремилась своих родных созвать под одну крышу. Это было непросто, поверьте. Но, в результате, мои дети росли в окружении надежных взрослых людей — бабушек и дедушек. А мы, являясь одновременно и родителями, и детьми, старательно демонстрировали своим подрастающим чадам свое уважение к поколению старше нас. В моей разросшейся семье иерархия соблюдалась и соблюдается. Выражается это по-разному — от мелких проявлений до весьма значительных.

К мелким проявлениям я могу отнести такую традицию. За обедом первая тарелка ставится перед старшим мужчиной. Если в гостях у нас наши с мужем отцы — перед ними. Если их нет, первым является отец семейства. Затем старший сын. Затем — сын младший. После этого по возрасту дочери. И заключительно мама, подающая на стол, ставит тарелку перед собой. Если на стол накрывают дочери, после отца тарелка ставится матери, дальше иерархия сохраняется прежней.

Этот пример, конечно же, не исчерпывает иерархических проявлений. Он — просто иллюстрация того, в какой последовательности рассматривается старшинство в конкретной семье, где дети не конкурируют между собой, потому что каждый знает, что быть старшим означает только одно: ответственность. Наличие старших, поэтому, никого не унижает, ведь старшие дети за младших отвечают по определению, это ведется с самого раннего возраста, а ответственность у нас в чести. Мы же старшинство наших отцов подчеркиваем. И если сначала дети на этом примере учатся уважать родителей и прародителей, то позже это становится образом жизни для каждого члена семьи.

К значительным проявлениям соблюдения иерархии я могу отнести традицию, которая заставляет детей собираться у дедушек на День Победы или в дни их рождений. Дети организуют эти поездки сами, это для них естественно и само собой разумеется. Мы же, среднее поколение, теперь имеем возможность радоваться всякий раз, когда узнаем об очередной запланированной нашей всеобщей встрече.

Трудно этого добиться или легко? Может быть, в том случае, который я привела, не было непримиримых конфликтов, а была, наоборот, тишь да гладь? Спешу вас заверить: нормальная доля непонимания, которую вполне можно было раздуть до непримиримости, еще как была.

Но помня, чего была лишена в своем детстве, я поставила целью дать своим детям картину их гармоничного существования рядом с взрослыми, чтобы дети росли спокойно, вне конфликтов и противоречий, которыми мы так часто снабжаем их жизнь. Я хотела дать им такую модель семьи, которую они не станут спешить покидать и, став самостоятельными, с радостью воспроизведут сами. Я хотела научить детей общаться не только между собой, а подготовить к благожелательному и конструктивному общению в мире взрослых людей.

Нам не удалось бы привить нашим детям ни одной культурной нормы, если бы внутри нашей семьи процветали раздор и разобщение. Наши дети взяли бы от нас то, чем мы на самом деле полны. Это как раз тот самый случай, когда никого не обманешь, — воспитание детей. Я понимала, что в каждом своем требовании, даже если оно пока что в виде мечты находится внутри меня, мне необходимо начать с себя.

Нам нужно налаживать связи с родственниками, с близкими друзьями, на помощь которых наш ребенок может надеяться «если что». Нам необходимо взять под строгий контроль не только наши высказывания в адрес докучающих нам своими проблемами или взглядами собственных родителей, но контролировать даже выражения своих лиц, тембр голосов. Как во всех случаях, когда мы, осознанно подходя к воспитанию детей, согласны менять себя, это тоже тот случай, когда нам по силам одновременно и себя улучшить, и детям своим оказать добрую услугу.

Если мы для своих детей это сделаем, дети научатся обращаться к близким за помощью и помогать им. Ведь умение попросить о помощи и ее принимать ничуть не менее важно, чем способность уметь помогать самим. Наши дети поймут, на кого можно положиться. Они будут знать, что любой участник иерархической постройки надежен и готов к взаимодействию. Они сами смогут вступать во взаимодействие с теми людьми, которыми мы, ответственные родители, их окружили. И строительство нашего дома будет продолжаться.

Потому что место, где мы живем, это еще не настоящий наш дом. Именно тогда наш дом становится Домом наших детей в полном смысле этого слова, когда он надежен по всем параметрам. Когда старшие и средние взрослые взаимодействуют в нем между собой. Когда дети знают, что всем родным взрослым можно верить. Когда дети видят перед собой положительный пример общения, уважения, стремления понимать и разделять. Когда каждый в этом доме рад каждому в нем живущему. Так наши дети будут готовиться к общению с огромным внешним миром, в который они самостоятельно войдут, став взрослыми.

Конечно, добиться такого положения вещей в наше время разрозненных интересов и гипертрофированной идеи самовыражения всех и каждого — достаточно сложно. Но наши дети стоят того, чтобы установить свои правила и свой порядок, вспомнить старый-добрый или изобрести новый свод законов, который станет хранить нашу семью. «Дети не испытывают необходимости в друзьях, им нужны родители, бабушки и дедушки, взрослые, готовые принять ответственность и не отпускать их. Чем более ребенок привязан к взрослым, которые заботятся о нем, тем легче ему общаться с ровесниками, не страдая при этом от подавляющего чувства уязвимости», — говорит Гордон Ньюфельд в своей книге «Не упускайте своих детей», и мы действительно в силах такую ответственность принять на себя. Мы в силах сделать так, чтобы наши дети крепли и взрослели с чувством надежного окружения рядом. Тогда в нужный час, когда станут взрослыми, наши дети и шагнут за порог дома спокойно, с крепкой арматурой человеческих принципов внутри, с твердой стяжкой традиций и правил, со сформированным человеческим достоинством и готовностью нести ответственность за свои действия, чему их много лет учила семья.

Этот тот самый час, когда каждый, живущий в нашем доме, осознает, что его дом — Крепость.

ИСТОЧНИК

Статья Анны Ильиничны Гайкаловой – педагога, психолога, практического психофизиолога, автора курса семинаров «Целый-невредимый».

Однако все в ваших руках, а потому не забудьте заглянуть на сайт “Найди свой путь к здоровью”  

Наши страницы иллюстрируются волшебницей и сказочницей Натальей Арчаковской.

Записаться на консультацию можно по Whatsapp или Facebook Messenger.

Краткое описание: Если представить, что машина с пассажирами — это Порядок, ответственность за состояние машины и дороги — это Закон, то Традициями тогда можно будет назвать манеры поведения пассажиров на борту.

Если представить, что машина с пассажирами — это Порядок, ответственность за состояние машины и дороги — это Закон, то Традициями тогда можно будет назвать манеры поведения пассажиров на борту. И правда. Какая машина, насколько в ней комфортно, насколько опытен и ответственен водитель, пристегнуты ли пассажиры, есть ли у каждого ребенка безопасное кресло, хватит ли запасов воды и еды для длительного пути, предусмотрены ли предметы гигиены… Вот это Порядок и есть.

Исправна ли машина, заправлена ли она горючим и маслами, омываются ли окна, не залипают ли блокировки дверей, оборудована ли она огнетушителем и подушками безопасности. А дороги? Да, дороги, по ним можно ездить? Или они в колдобинах на каждом метре пути? На Закон похоже, мне кажется. Включает ли водитель сигнал на повороте или пренебрегает этим, относясь к себе как особо важной персоне? Соблюдает или нарушает правила обгона, хранит ли дистанцию, держит ли интервал? Притормозит ли он, увидев пешехода? Выбросит ли окурок в окно или ему это даже в голову не придет? Так выглядят традиции наших семей, наших домов, где в каждом жесте угадывается характер владельца или члена семьи. Ведь все наши поступки, наши действия и реакции действуют так, словно рука невидимого мастера рисует черты лица города, в котором живем. Нашей страны. Что дорого человеку, что для него важно, во что он верит. Как он станет есть, куда денет салфетку, после того, как вытрет ею руки…

Все эти мелочи, на самом деле — наши сокровища, наши ценности. Это тоже «силовые линии», но силовые линии уже именно нашего рода-племени.

Наши традиции связаны с понятиями закона и порядка в семье напрямую. Дедушка приезжает в гости, и всей семьей взрослые и дети выходят ему навстречу. Папа принимает у своего уже очень немолодого отца трость и пальто, мама протягивает папе вешалку, чтобы слегка влажное от мороси пальто деда не измялось на крючке. Старший сын семьи забирает у дедушки его портфель, младший сын готовит тапочки. Эта семья так заботливо встречает дедушку, что друг старшего сына, мальчишка немного дерзкий, за столом и не думает вести себя по привычке. Он во все глаза смотрит за тем, как ухаживает за дедом дружная семья, и сам уважительно говорит со стариком. Еще один приятель ребят не так открыт. Он наблюдает за семьей немного исподлобья, и с дедом пока заговорить не отваживается. Отец семьи похлопывает его по плечу, ободряя. В этом доме все внимательны друг к другу и способны оказать своевременную поддержку тому, кто неожиданно растерялся. И, конечно, у нас есть все основания предполагать, что выйдя из дома, члены этой семьи не утратят способности с уважением и вниманием относиться к людям.

Нельзя не заметить, что в семьях, где традиции сильны или хотя бы явно очерчены, дети растут более устойчивыми, словно наши традиции являются своеобразными мостами и перилами для маленьких людей, пока они взрослеют. Но почему «словно» и почему только для маленьких? Традиции и есть то, что помогает нам не сбиваться с курса во многих жизненных ситуациях. Это могут быть национальные или культурные традиции, искусственно созданные индивидуальные ритуалы, которые повторяются постоянно, создавая для членов семьи только их условный язык. Праздники, которые непременно проводятся всей семьей дома, некоторые даты, когда нужно обязательно навестить старшее поколение, сейчас мы следим за этими традициями, а позже их станут соблюдать наши дети. Привычка дарить подарки друг другу, печь вкусные пироги по выходным или же выезжать на природу, походы в музеи или театры, любые мероприятия, которые всех объединяют, — это цементирующие ритуалы, это то, что со временем не обесценивается. Обычаи проявлять внимание к друзьям своих детей и их интересам, а также к интересам друзей пожилых родителей, которые, к примеру, сами не могут уже купить подарок своим знакомым на день рождения, эти традиции и есть наши ценности, о которых рассказывать нужно, объясняя их значение и важность. Ведь за ними стоит основа основ — отношение к людям.

Помните, может быть, как в детстве мы изобретали «иностранные» языки, прибавляя к слогам в словах «ки» или «пи». У моего поколения такое было. Этот условный язык делал нас заговорщиками, сообщниками. Нас увлекала детская тайна, репетиция маленького социума, у которого ценности одни. Этот пример относится к искусственно созданным ритуалам, которые нас объединяют. Тут может быть что-то совсем простое, как щелчок пальцами, а может быть «сложный танец», в зависимости от предпочтений семьи. В любом случае, хорошо, когда в семье такие «точки отсчета» существуют. Конечно, не все дети, вырастая, продолжают традиции своих предков.

Обычно разрывы традиций случаются, если родители насаждают свои взгляды немотивированно и жестко. Или же, наоборот, ведут себя равнодушно, не вызывая заинтересованности и увлеченности детей, а только констатируя необходимость следовать за собой: «Так надо, а так не надо и “без почему”». Это происходит оттого, что некоторые родители уверены: все, что для них понятно и элементарно, должно быть также понятно их детям. В этих семьях родители с детьми не взаимодействуют, а словно просто позволяют им находиться рядом, но заинтересованности в них, как в людях, не испытывают: «Сытый, одетый, что еще надо?» Навязывание традиций без мотивации, без игры, без «ритуальных танцев», которые детям, по моему мнению, просто необходимы, дают обратные результаты, так же как волевым способом насаждаемые порядок и закон. В остальных же случаях дети, даже если отдаляются от традиций семьи, то со временем возвращаются в них. Зерна любви, заботливо посаженные в почву детских душ, все равно прорастают.

Я уже говорила, что под словом «порядок» не подразумеваю вещей, разложенных по местам, как бы ни считала этот вид порядка для жизни удобным. Порядок — это основные направления нашего понятия нормы, это та культура поведения, которую мы хотели бы вживить в наших потомков, хотели бы, чтобы они унаследовали ее от нас.

Какие же традиции могут существовать в семьях, если раньше об этом задуматься не пришлось?

Эта тема очень актуальна для семей, принимающих ребенка, потому что устанавливать законы и порядки в начале пути всегда легче, чем, ломая существующие, выстраивать более правильные или удобные. А новый ребенок, который входит в семью не младенцем, значительно проще и безболезненней будет адаптироваться в ней, если родители нарисуют «тропинки» на карте местности совместной жизни, если они возведут «мостки» и снабдят их «перилами» для того, чтобы научить нового члена семьи препятствия преодолевать. И очень хорошо говорит о правилах жизни и традициях Гордон Ньюфельд: «Правила делают мир ребенка предсказуемым — в этом помогают и ритуалы, и рутины. Раньше установление правил было одной из традиционных функций культуры, но теперь многие обычаи и традиции разрушены, а наша жизнь стала менее структурированной и более хаотичной. Такая атмосфера расхолаживает незрелого ребенка. Родители в ответ становятся строже и жестче. Подобное сочетание губительно».

Как замечательно тут сказано о «рутинах». Мне представляется, что рутины — это те традиции, которые не связаны с развлечениями. Уборка квартиры или поездка к старшим родственникам, чтобы в том же им помочь. Поход за продуктами по выходным, где у каждого члена семьи может быть своя роль. Глажка белья, подготовка осенних яблок к варке варенья. Разборка елки после Нового года… Вот они — немного таинственные и слегка печальные ритуалы-рутины, которые не менее важны, чем бодрящие и развлекающие традиции праздников. Но сделаю оговорку. Правила и традиции сработают, если делиться нашими ценностями мы будем постепенно, непринужденно, порой, в игре, располагая ребенка к себе и продвигая его в том направлении, которое считаем уместным. Чтобы дети нас вернее понимали, нам надо разъяснять и иллюстрировать чуть ли не каждый свой шаг! Потому что для ребенка ничто не разумеется само по себе. То есть, это может быть, но не обязательно случится. И лучше, если мы будем рассказывать нашим детям об этой жизни так, словно вместе открыли книгу, которая нам знакома, а ребенок ее видит впервые.

— Как ты думаешь, что такое быть отзывчивым? Мне кажется, что самый отзывчивый человек на земле — наш папа. Представляешь, вчера позвонил один человек, которого я не знаю, но он был другом моего дальнего знакомого. Этот дальний знакомый умер. И после него осталось очень много книг. Детей нет, наследников нет. Человек, который мне позвонил, искал кого-то, кто помог бы перевезти эти книги в районную библиотеку, там согласились их принять. Я сказала, что не вожу машину… Он извинился, попрощался, попросил телефон его записать на всякий случай. А папа поинтересовался, кто звонил. И, узнав, велел перезвонить этому человеку. «Я помогу перевести книги», — так сказал папа. Мы с тобой можем гордиться тем, какой он у нас отзывчивый человек! Да и вообще отзывчивость всегда была в наших традициях, я растерялась, правда, а папа — он не подвел.

Традиции и «ритуальные танцы», как маленькие и крупные вехи, призваны наполнять собой наши дни. Если мы хотим передать нашим детям наши взгляды на жизнь, наш опыт, все то, что мы для себя на данный момент правильным определили, нам надо «сажать и проращивать» зерна наших ценностей, заботиться о всходах. Нам и самим лучше быть проникнутыми этой идеей, постоянно обращаться к ней, чтобы для окружающих нас домочадцев флер наших ценностей был так же очевиден, как запах духов женщины.

— Я иногда думаю, что такое мужество? Ведь это такое большое, такое что-то значительное… А вот как могли маленькие женщины в войну ползать на животах под обстрелом и вытаскивать на себе здоровенных мужчин? Немыслимо… Мужество, это — наверное, когда человек совершает что-то ради другого, совершенно забыв о себе…

Думаю, если с этими словами подойти к ребенку вплотную, особенно если произнести грозно: «Смотри мне в глаза», то результат окажется вовсе не тем, каким бы нам его хотелось видеть. Потому что призыв смотреть в глаза — неприкрытое принуждение. А мы понимаем, что вряд ли можно принудить кого-то к состраданию или к чувству гордости. Тем более, к ответственности. Но ведь маленькая женщина, ползущая под свистом пуль к раненому солдату именно такие чувства и должна вызывать! И сострадание, и гордость, и ответственность… И желание, чтобы подобного не происходило на земле. Значит, мы взываем к довольно тонким, глубинным субстанциям, несмотря на простоту произнесенных слов. Поэтому тут лучше подойти, приобнять, прижать к себе ребенка немного.

Возможно, лучше это сделать со спины, чтобы не смотреть в глаза, даже случайно не «захватывать» внимания, и в малости не принуждать, но только внимание оказывать, его предлагать. И ответа лучше не ждать. Кстати, так можно делать и в других случаях, если наш ребенок слегка напряжен: едва уловимое касание, буквально, капля нежности в рассказе о мужестве или чем-то еще, и все, мы отошли. Фразы, брошенные мимолетно, порой способны творить чудеса.

— Удивительная все-таки штука — жизнь… Огромная… И прекрасная! — целуем ребенка легонечко куда-нибудь в затылок. И уходим. Мы не по его душу приходили, мы приносили немного своей. И ребенку в этом случае ничего не остается, как принять то, что мы принесли, и впитать незаметно. Точно так же первые капли дождя с одежды, их никогда не стряхивают.

Как мы поднимаем детей по утрам, как мы их пробуждаем, на что это похоже? Будильник, брошенная фраза или же поцелуй, ласковое движение за ушком. Как мы завтракаем, все ли садимся за стол, подаем ли блюда мы, мамы? Или у нас хватают. Возможно, в порядке нашей семьи каждому ухаживать за собой? Как мы провожаем уходящих из дома? Закрываем ли дверь за взрослыми детьми, идем ли за ними до лифта? Машем ли в окно?

У меня был случай: когда я ушла, меня проводил и закрыл за мной дверь сын. На лестнице я встретила соседку, мы разговорились. И вдруг — топот ног по ступеням! Это сын, не дождавшись, когда я выйду и помашу ему в окно, как у нас это принято, испугался, не случилось ли что-то со мной. А вдруг в подъезде на меня напали? Он побежал меня выручать! Наши традиции хранят нас.

Наши ритуалы нас оберегают. Наши обряды учат нас общаться друг с другом в мире людей. Все это — наш общий язык, секрет нашего единства друг с другом.

В одной семье было принято, чтобы муж звонил жене днем в двенадцать дня. Это ритуальный звонок, формально он был не нужен, просто ниточка, протянутая от одного к другому. Но однажды муж не позвонил. Жена, занятая домашними делами, не обратила внимания на то, что полдень уже миновал. Это заметил шестилетний сын, он напомнил, что почему-то не звонит папа. Мама позвонила сама, но телефон не отвечал. Она позвонила на работу, мужа стали искать… Оказалось, что он попал в аварию и нуждался в помощи. Но ему пришлось бы ждать помощи намного дольше, если бы близкие не стали его искать практически сразу.  Может показаться, что эти случаи — исключительные. Это не так, хотя и ради них стоило бы соорудить из наших привычек стройный ряд. Пусть только ради того, чтобы они помогли нам в час Х.

В другой семье не было принято, чтобы мама провожала своих детей по утрам. Однажды ее сын-подросток не вернулся домой, телефон его был отключен. Скажу сразу, что все кончилось хорошо, но пока мама, сходя с ума от тревоги, дожидалась возвращения сына, она не могла себе простить, что именно в это утро проспала и не видела, в чем был одет сын, когда уходил… Ведь, если что (это страшное «если что»), она не смогла бы ответить на вопрос об одежде сына — это было чуть ли не самой мучительной мыслью для мамы в тот тяжкий вечер, и неминуемо превратилось бы в залипшую кнопку, случись с сыном что-то на самом деле.

• Как мы проводим наши праздники, как протекают наши вечера?
• Как выглядят наши общие занятия, к каким делам привлекаются все члены семьи, как именно у нас простроена иерархия, какова она в действии?
• Как мы читаем детям книги, горят ли у нас глаза?
• Играем ли мы для наших детей хотя бы изредка как талантливые и добросовестные актеры на сцене, чтобы дать им возможность получше рассмотреть этот мир?
• Способны ли мы на иррациональные поступки, на какую-то глупость, которая не полезна ничем, а вот радости или откровений может принести во множестве?
• Мы еще не разучились любоваться облаками, отраженными в луже, пускать солнечных зайчиков и мыльные пузыри, раскидывать осенние листья или падать в них, облизывать сосульки и смеяться в голос только потому, что мы увидели первые апрельские почки на ветках деревьев?

«Не может быть хорошим воспитатель, который не владеет мимикой, который не может придать своему лицу необходимого выражения или сдержать свое настроение. Воспитатель должен уметь организовывать, ходить, шутить, быть веселым, сердитым. Воспитатель должен себя так вести, чтобы каждое движение его воспитывало, и всегда должен знать, чего он хочет в данный момент, и чего он не хочет. Если воспитатель не знает этого, кого он может воспитывать?», — представляете, так говорил Антон Семенович Макаренко. Талантливый и строгий педагог, он знал, насколько важна осознанность, и как необходимо родителям уметь, подобно актерам, играть.

Есть еще «волшебные жесты». Какие-то знаки, известные, допустим, только маме и ребенку. Или папе и ребенку, неважно. Но если наш ребенок находится в зоне видимости от нас, но не рядом, и если он нуждается в нашей поддержке (как пример — выступает в школе или участвует в соревнованиях), короткий жест-секрет передаст ребенку нашу весть о любви.

Тут можно говорить долго и привести можно множество примеров. Но главное сейчас — уловить суть. Важные вопросы традиций и маленькие вехи порядка, эти нити, которые связывают нас с нашими детьми, именно по ним от нас бегут главные жизненные сигналы. Их отзвук — это то, чему мы больше всего радуемся, когда слышим его в ответ. «У нас всегда так было принято», — весь секрет в этой фразе. Но это то, чем мы в наших детях гордимся.

Когда мы занимаемся с маленьким ребенком и учим его геометрическим фигурам и цветам, мы говорим: «Это круг. Это квадрат. Это синий цвет. Это желтый». Но почему, рассказывая нашим детям истории или сказки, мы не подчеркиваем многократно: «Это честность. «Это храбрость». «Это доброта». «Это мужество». «Это верность»?

Можно не сомневаться, каждый ребенок, если только он не дальтоник, рано или поздно непременно поймет и без нашей помощи, как называются какие цвета. Но вот о верности и чести он сложит свои представления сам, если родители не сумеют ему объяснить, в чем их суть. К сожалению, то, что самостоятельно впитывают наши дети, ориентируясь на телевидение и улицу, никого порадовать не может. А это значит, что нам необходимо призвать на помощь наши правила и наш закон, наши традиции и нашу иерархию, чтобы при их участии передавать детям главные ценности человеческие.

Все мы, безусловно, хотели бы, чтобы наши дети выросли: добрыми, мужественными, ответственными, находчивыми, трудолюбивыми, самокритичными, устойчивыми, целеустремленными, надежными, совестливыми, справедливыми, рассудительными, нравственными, сочувствующими – способными испытывать эмпатию, общительными, позитивными.

А также людьми, соблюдающими требования достойного поведения, хороших манер и обладающими несомненными чувством юмора и чувством меры.

Мы же помним, что сами растут только сорняки. Именно поэтому нам нужно спросить себя, когда в последний раз мы говорили с нашими, уже существующими, детьми о доброте? Когда показали на примерах, как проявляет себя верность? Где устроили детям встречу с совестью, самокритикой? Только не фронтальную «наподобие лоботомии», от которой остается одна неспособность ни к чему. А позитивную, ответственную, с чувством меры, соблюдая эти качества, прежде всего, самим? Когда и как мы объяснили нашим детям ту грань, после которой чувство юмора переходит в дурновкусие? Сколько раз за неделю, месяц, опознали в окружающем нас мире проявление целеустремленности и сказали об этом вслух? Хорошо, если мы привыкли говорить с нашими детьми о том, что составляет наши главные ценности.

Хорошо, если мы знаем их в лицо и по именам. И если мы соблюдаем порядок в нашем доме, чтим его закон, уважаем наших старших, вместе празднуем наши праздники, разделяем печали близких и спешим друг к другу на помощь, наши дети унаследуют от нас язык общения с людьми. Если мы учим детей различать поступки дурные и поступки хорошие, если отвечаем на все их вопросы и ставим новые перед ними, значит, наша полностью исправная и экипированная машина уверенно следует по прекрасной дороге, и ее пассажиры благополучны.

Потому что, в чем тренируешься, в том и преуспеешь.

Безусловно, в этом плане у нас не будет неожиданностей, если закон, порядок и традиции в нашем доме занимают почетные места. И не менее важное место стоит отвести иерархии, тогда мы будем знать точно, что наш дом построен по всем правилам, стены его крепки, и жители этого дома могут быть спокойны за своих детей.

ИСТОЧНИК

Статья Анны Ильиничны Гайкаловой – педагога, психолога, практического психофизиолога, автора курса семинаров «Целый-невредимый».

Однако все в ваших руках, а потому не забудьте заглянуть на сайт “Найди свой путь к здоровью”  

Наши страницы иллюстрируются волшебницей и сказочницей Натальей Арчаковской.

Записаться на консультацию можно по Whatsapp или Facebook Messenger.

Краткое описание: Что может быть допущено в крайнем случае? Что мы не согласны допустить никогда? Что мы ждём от детей? Статья о границах, о том, как они важны, о том, как их устанавливать.

Порядок — это внутренний закон семьи. Не более того. Это то, как данная семья считает правильным существовать. Это то, что одна конкретная семья определила комфортным, разумным и полезным для всех ее членов.

И порядок, этот самый внутренний закон, я воспринимаю как арматуру дома и семьи. Порядок, который устанавливается ответственным в семье лицом, порой, — ответственным по умолчанию. Чаще всего за порядок в доме отвечает женщина. Она же, как правило, порядка требует. Мы ведь не можем потребовать от наших детей ничего сверх того, что требуем от себя, сверх того, что выполняем сами.

Хочется сказать «неукоснительно», но не скажу. Отступления от каких-то неосновных пунктов этого порядка-закона иногда быть могут. Но это должно быть осознанно, чтобы не получилось, как в следующих примерах. Мама, озабоченная стройностью своей фигуры, держит шкафы, полными фаст-фуда, который сама не ест. Теоретически, детям такая еда тоже ни к чему. Но удобна изредка. Дети, однако, никакого «изредка» не понимают и таскают чипсы, печенье и кукурузные хлопья постоянно. Мама одергивает детей, дети толстеют. Вскоре становится странным, как у такой тонкоствольной мамы получились такие пышки. Доброхоты об этом маму даже спрашивают. Мама уязвлена, она более строго говорит с детьми. Продолжая наполнять шкафы теми же продуктами. И мы понимаем с вами, что в этом примере нет борьбы за здоровье детей. Мама занята собой, а заботу о детях она саботирует. Слова говорит правильные, а «легкую еду» в шкафы складывает. Вроде, не для них положила. Вроде, не она виновата.

Бабушка, не отходящая от сериалов, тем не менее, гоняет внука от боевиков. Родители, любящие вечеринки и часто проводящие вечера вне дома, возмущаются, когда их слегка подросшее чадо начинает где-то пропадать по ночам. Родители, убегающие на работу с чашкой кофе в желудке, негодуют, почему ребенок не ест на завтрак кашу. Папа, проводящий досуг за лежанием на диване, читает детям проповеди о пользе спортивных занятий. И таких примеров можно привести множество. К сожалению, большинство из нас не проводит прямой связи между собственными поступками и теми привычками, которые наши поступки формируют в наших детях.

Не могу сказать, что это всегда работает на сто процентов. Но если в доме не принято, например, застилать постель по утрам, вряд ли стоит ожидать, что подросшие дети начнут следить за тем, чтобы покрывало на кровати было расстелено ровно. Это может случиться, если наши дети, возненавидев наш пример, или (реже) проанализировав его, сознательно выберут вести себя иначе в своей взрослости, чтобы не быть похожими на нас. Но чаще случается наоборот: или порядок потом в своих домах дети устанавливают такой же (чаще дочери, следуя примерам матерей), либо еще ниже опускают планку порядка, потому что это — всемирная тенденция: «как вы мне, так и я вам», «им можно, а мне нельзя?» Или вот еще один аргумент: «У других и того хуже!»

Порядок также напрямую касается нашего языка, и вот это ни для кого не новость. Все речевые обороты, все наши вольности дети перенимают так же тщательно, как способ, которым мы порядок в доме обустраиваем.

Приведу в качестве примера зарисовки двух семей.

В одной из них обеды проходят так. Если подается первое, рядом на отдельной тарелке у каждого лежит хлеб. Если в супе мясо с косточкой, то для косточки подаются специальные блюдца. То есть, вне зависимости от того, что именно подано на стол, каждую минуту обеда на нем сохраняется опрятность. Дети в этой семье довольно рано и по собственной воле начинают пользоваться вилкой и ножом. Если на третье подается компот, косточки там не выплевываются, а выкладываются на чайную ложку и затем в специальные розетки. И неважно, считаем ли мы такой порядок завидным или же ненужным. Не признать того, что в этой семье порядок существует, мы не можем, и это главное.

В другой семье люди чувствуют себя комфортно, складывая косточки от курицы рядом с тарелками на клеенку. Они спокойно могут сплюнуть косточки от компота в руку, чем не шокируют никого. И это не говорит, что члены этой семьи хуже по человеческим качествам, чем люди из предыдущего примера. Может быть, совсем наоборот. Просто таков порядок их дома. Он другой, но он существует.

И сейчас я хочу сказать, что тот порядок, который мы в наших домах устанавливаем, очень сильно влияет на наши отношения друг с другом. Чем этот порядок четче, чем он более осознан, чем более осмысленно он соблюдается, тем легче «упорядочить» и то, что у нас происходит с детьми, тем больше у нас наглядных примеров, которые мы можем им привести, тем меньше у наших детей оснований не верить нам. «Порядок возникает, когда поведение зависит от намерений, а не от импульсов», — напоминает нам Гордон Ньюфельд. Именно поэтому нам так важно осознанно ответить на вопрос, чего в этой жизни мы хотим от себя, и какими людьми намерены мы в ней быть.

К сожалению, жизнь сейчас настолько поспешна, что множество мелочей, из которых порядок в доме слагается, проходит мимо нашего внимания. Дальше все идет по цепочке. Мы упрощаем требования к самим себе, наши дети пытаются освободиться от «замшелых традиций». По моим наблюдениям, как бы дети не «брыкались», пытаясь избавиться от наших правил, если в доме порядок явный, то большинство из его атрибутики дети все же уносят с собой в самостоятельную жизнь, когда вырастают. При этом надо подчеркнуть, что строгий порядок не навязывается, он существует органично всем действиям членов семьи, и строг он только тем, что крепок.

Еще одно преимущество осознанного порядка мы можем видеть тогда, когда у нас в доме появляется приемный ребенок, которого мы должны в наш порядок ввести, чтобы порядок этот у нас стал общим, а закон — единым. Это могут быть также невестка или зять, если жизнь распорядилась так, что жить нужно вместе. И нам только кажется, что установить некие законы в доме сложно. Может быть, поначалу. Но потом закон и порядок работают на нас. Если в доме все, в самом деле, хорошо простроено, новый член семьи, как правило, легко принимает то, что ему предлагают. Да и всем «старым» жить намного удобней и проще.

Дети наблюдают, как мы ухаживаем за собой и за вещами, насколько мы внимательны к другим членам семьи, как взрослые разговаривают друг с другом, как проявляет свою заботу хозяйка семьи, как мы отзываемся на звонки друзей или соседей, как комментируем высказывания родственников и знакомых. Все это дети считывают и наследуют. Чтобы потом понести с собой или перечеркнуть, если мы умудрились вызвать в них желание не быть похожими на нас. Сейчас вполне в духе времени кому-нибудь возразить, что у детей своя жизнь, и как они ее проживут, это их дело. Я не разделяю этих убеждений в плане традиций и законов семьи. И мне было бы очень обидно, если бы дети мои, особенно дочери, потому что в доме мужчина порядок устанавливает редко, не захотели бы взять с собой во взрослую жизнь мои ценности. Я бы хорошо подумала, чтобы понять, что мной сделано не так. Ведь то, что привито с разумной любовью, не сбрасывают.

ИСТОЧНИК

Статья Анны Ильиничны Гайкаловой – педагога, психолога, практического психофизиолога, автора курса семинаров «Целый-невредимый».

Однако все в ваших руках, а потому не забудьте заглянуть на сайт “Найди свой путь к здоровью”  

Наши страницы иллюстрируются волшебницей и сказочницей Натальей Арчаковской.

Записаться на консультацию можно по Whatsapp или Facebook Messenger.

Краткое описание: Почему нас что-то незначительное так сильно раздражает? Почему мы не контролируем себя: кричим, ругаемся, срываемся и раним на близких? Что с этим делать?

Когда мы говорим, что кто-то прекрасно владеет собой, что именно мы имеем в виду?
— что человек не теряет поведенческого равновесия
— что его эмоции стабильны
— что он не зависит от окружающих мнений
— что он четко держит свою линию, не срывается и не ожесточается, если рядом что-то идет «не так», при этом по своему здравому решению, он способен продемонстрировать как несгибаемость, так и компромисс. Он не опускает рук, склонен искать выход, а не виноватых. Он не драматизирует ситуацию и из возможных вариантов всегда выбирает оптимальный, иначе говоря, он:
— мастерски управляет сложным механизмом под названием «Я».

Мне представляется пульт управления человека самим собой ничуть не менее сложным устройством, чем пульт управления каким-нибудь космическим кораблем. Но надо оговориться: обсуждая наши кнопки, давайте условимся, что все системы у нас работают нормально. Или лучше, выражаясь ненаучно, скажем так: они работают более или менее нормально. Такое положение вещей не годится для космического корабля, но вполне жизнеспособно для человека.

Однако даже при том, что мы живы, здоровы и вполне нормальны, лучше бы нам все-таки не забывать, что, чем больше кнопок на пульте управления у нас «залипает», тем менее комфортным и даже безопасным будет наш полет, а именно, наша жизнь.

К сожалению, наблюдая за поведением людей, практически у каждого мы можем встретить широкий спектр привычных, но неосознанных реакций. Однажды человек сталкивается с неприятной ситуацией, реагирует на неё отрицательно, и мозг делает отметку об этом, «записывает» информацию о случившемся. В следующий  раз при похожем случае мозг «опознает данные» и дает команду для аналогичной реакции. При этом может оказаться, что случай этот похож на предыдущую ситуацию чисто условно. Но реакция произошла и закрепилась, значит, она с еще большей вероятностью воспроизведется в следующий раз. Если реакция становится привычной, человек, в самом деле теряет способность самоуправления и переходит к неисправному «автопилоту». Такова природа возникновения кнопок.

Как часто мы можем слышать: «Меня это бесит!», «От этого мне всегда делается тошно», «Я ненавижу вот эти звуки» или «эти вещи». Но часто, задав вопрос «почему так?», мы на него не находим ответа. Однако за каждой такой реакцией стоит какой-то конкретный случай, когда эти «бесит», «тошно», «ненавижу» случились с нами впервые. Все это когда-то превратилось в кнопки для нас, и с тех пор в важный момент жизни наше настроение может испортиться только потому, что рядом раздался «тот самый» звук, «красной тряпкой» промелькнул «тот самый» сигнал. Или вот, в научных изысканиях существует гипотеза, что все мы болезненно реагируем на звук железа по стеклу потому, что этот звук очень похож на крик-извещение об опасности, которые издавали когда-то наши предки обезьяны. Это кнопки памяти генетической.

Но не слишком ли их много?

Девушка увидела чудесные ромашки, купила букет, принесла домой и поставила в вазу. Ночью она проснулась от удушья. Как выяснилось позже, это ромашки, запах которых на улице рассредоточивался, в доме при закрытых окнах вызвали сильнейший приступ аллергии, отек. Конечно, эта девушка больше никогда не покупала ромашек домой. Но вскоре после той ночи она стала спать при свете ночника, потому что стоило ей проснуться в темноте, как у нее тут же возникал приступ удушья. Сильная отрицательная эмоция, однажды пережитый испуг, и у человека возникла патологическая реакция, из которой вполне могла сформироваться фобия.

Вот такие скверные шутки способна шутить с нами наша ассоциативная память, запоминая «раздражитель» без анализа причин. Сначала происходит что-то, на что мы реагируем негативно, а затем стоит возникнуть похожей ситуации, как человека тут же «несет». Причем, «нести» может куда угодно: в агрессию, в панику, в истерию, в радость безудержную, даже в апатию. Особенность же тут состоит в том, что наступления реакции человек поначалу не контролирует, ему кажется, что все так и должно быть, а чаще, что в его состоянии виноваты обстоятельства или кто-то другой.

Мужчина зрелых лет захотел проявить внимание к своей жене и налить ей чаю. Но в тот момент, когда он уже поднял чайник, женщина решила что-то взять и сделала шаг, которого муж не предусмотрел. Он выронил чайник и слегка ошпарил свою жену.

Случилась ссора, в которой муж оказался виноват «со всех сторон», жена обвинила его в невнимательности и нерасторопности, чуть ли не в намерении причинить ей боль. Это показалось мужу настолько обидным и несправедливым, ведь ему-то хотелось жену порадовать вниманием, что он поссорился с ней и из кухни ушел. Супруги, конечно же, скоро помирились. Но с тех пор, стоило жене начать малейшее движение по кухне, когда муж имел дело с кипятком, он взрывался упреками в ее адрес, придираясь по мелочам. Эти муж и жена даже перестали есть одновременно, и так продолжалось довольно долго, пока их гость-психолог не разобрался в ситуации и не помог супругам вновь обрести мир. Случается, что патологичной ситуации даже не приходится возникать. У некоторых людей при одном воспоминании о неприятных обстоятельствах обостряются проблемы с дыханием, возникает кашель, начинают дрожать руки, появляются неприятные ощущения в районе солнечного сплетения. Порой подобные явления могут стать началом развития фобии, то есть, наличие кнопок в нашем сознании может привести к серьезным последствиям. Это все имеет прямое отношение к тому, как мы ведем себя с нашими детьми, поэтому я приведу еще примеры, прежде чем, мы вместе проанализируем их.

Одна женщина посчитала себя виноватой в конфликте сына и его жены. Но думать об этом ей не хотелось. Через пару дней невестка позвонила, чтобы узнать о самочувствии свекрови. Женщина почувствовала только, что при звуке голоса невестки, сердце у нее учащенно забилось и как будто «полетело» вниз. В следующий раз, увидев на мониторе телефона имя жены сына, эта женщина снова почувствовала тот же симптом. «Сердце падало», но, не увязывая этого состояния с чувством вины, женщина вновь и вновь испытывала раздражение против жены сына. История могла бы вырасти в конфликт, как случается тут и там.

Или вот — навязчивый импульс чесания при соприкосновении или сближении с чем-то чрезвычайно неряшливым или нездоровым. Это тоже случается часто, и я была свидетелем, как одна моя знакомая, приходя к нам в детский дом с самыми лучшими побуждениями, почесывалась, глядя на ослабленных и бледных детей, особенно если они поступили недавно и перенесли чесотку, которая оставила на их коже расчесы. Так выглядят психосоматические, физиологические кнопки.

Кнопки очень разнообразны по проявлениям.
Но все-таки, их возможно отследить.

Все то, что заставляет нас действовать необдуманно или вопреки собственному сознанию, я и представляю, как неработающие кнопки на пульте нашего самоуправления.

Кашель, тремор и одышку нельзя не заметить, и ведь они очень часто бывают не следствием заболевания, а только сигналами психосоматики. И эти кнопки, по крайне мере, своим владельцам видны.

Но мы-то обходимся без кашля, и руки у нас не дрожат! Только вот все равно оказывается, что даже если в связи с этим открытием мы воскликнем хором: «Нам не страшен серый волк», предусмотрительными Наф-Нафами мы, тем не менее, не станем. Потому что существует масса неосознанных и неконтролируемых нами реакций, о которых мы знать не знаем, и, как правило, совершенно не склонны соглашаться, что что-то там у нас «не то» с нашим мифическим «пультом управления». Нам просто необходимо верить, что все у нас под контролем. Настолько, что порой мы забываем о цене, которую платим за самообман.

А примеров того, как «кнопки» портят нам жизнь, повсюду во множестве. Мне хочется показать их как можно больше, и я собираюсь делать это на протяжении всей книги, чтобы мы получили хотя бы основные ориентиры, если всерьез решим пусть не починить полностью, то хотя бы вычленить наши ведущие «кнопки», которые чаще всего впервые «залипают» в моменты наших страданий и неудач. Нам надо взять их под контроль, чтобы починить. Потому что с каждой такой «отжатой», починенной кнопкой наша жизнь становится немного комфортнее и существенно понятнее. То есть, жить нам становится лучше!

Моя мама умерла, когда мне было 19 лет. Тогда это для меня был шок, и я не плакала. Впервые заплакала я спустя время, когда умерла мама у одного человека из близкого моего окружения. Я хорошо помню ту волну горя, которая меня накрыла, когда впервые прорвались слезы. Мне казалось, я искренне и безудержно сострадаю осиротевшему человеку, и в некотором смысле это так и было, но главенствовала во мне все же боль собственная, я выплакивала свои застарелые слезы, правда, этого не понимая. Мне удалось понять, что со мной происходит, далеко не сразу, когда в сознании у меня «свелись воедино» несколько случаев подобных моих же реакций. Стоило у кого-то умереть маме, как я бросала любые дела, забывала обо всем и только рыдала, вроде бы от сострадания, а на самом деле, погружаясь в свое старое состояние горя. Так я познакомилась со своей первой кнопкой и задумалась о том, где еще эти кнопки можно встретить.

Одна молодая женщина жила с самым распространенным комплексом, который существует у людей, — неуверенностью в себе. После декретного отпуска эта женщина вышла на работу и обнаружила, что некоторые сотрудники не воспринимают ее. Это настолько женщину пошатнуло, что впору было увольняться. Однако при первом же нашем разговоре вскрылся любопытный факт.

— А как эти люди ведут себя с другими? — спросила я.

Оказалось, что ответа на простой вопрос у женщины нет, потому что вопросом этим она не задавалась. Но, подумав и понаблюдав, она выяснила, что те сотрудники, чье отношение к себе ей так не нравилось, с другими ведут себя точно так же. То есть, происходящее никакого отношения к ней не имело. Но ведь она именно так, на себя, воспринимала реакции людей! Делала выводы и формировала свое отношение к коллегам, исходя из ошибочных суждений. И кнопкой болезненного реагирования была в этой женщине глубокая уверенность в том, что она сама по себе, мало что ценного представляет.

Это мнение сформировалось у нее из-за того, что она много лет хотела пойти учиться, получить образование, но постоянно это решение откладывала. Все ее знакомые ровесники давно ее в этом плане обошли, она болезненно реагировала на победы близких, но сама никаких действий в этом направлении не предпринимала и оставалась втайне недовольной собой. И, поскольку менять себя все же сложнее, чем находить причину в других, то кнопка на ее пульте самоуправления постоянно выдавала ложный сигнал предвзятого отношения окружающих.

И мы видим, что происходит дальше: виновата не я, значит, мне ничего в себе менять не надо. Это все они!

Ну что же, пусть остается залипшей кнопка. Печально только, что все это означает одно: кто-то не умеет собой управлять. А ведь другими, в частности, детьми, пытается. И добавляет новые графы в список своих неудач.

Чем более несовершенен наш пульт самоуправления, тем больше людей и обстоятельств мы посчитаем виновниками, пытаясь свои неконструктивные реакции оправдать. Искать причину вовне — это кажется всегда безопасней, чем даже заподозрить ее в себе самом, предположив, что не люди и не обстоятельства, а что-то, неверно срабатывающее в себе самом, приводит нас к неожиданным нежелательным результатам.

Кнопки действительно изобретательны и по природе возникновения разнообразны. Испуганная в подъезде женщина (и этот пример совсем понятен и прост) после инцидента с хулиганом отказывалась входить в подъезды домов одна. Можно сказать, какая же тут «кнопка»? Это просто «пуганая ворона куста боится» и «обжегшись на молоке…» Однако, дело в том, что любая кнопка возникает аналогично. Я и привожу этот пример для того, чтобы подчеркнуть: кнопки «залипают» от неприятных эмоций, от пережитых нами обид и потрясений. И неважно, что хулигана давно отвадили. Кнопка испуганной когда-то женщины сигналит об опасности беспрестанно.

Так и мы имеем в арсенале целый набор мысленных рогаток, чтобы отстреливаться от обидчиков. Правда, как мы видим теперь, вовсе не факт, что в момент «залипания» кнопки кто-то на самом деле хотел обидеть нас или испугать. А уж последующие ситуации и вовсе от этого далеки. Но: мы когда-то испугались, огорчились, пережили обиду, разочарование и, в дальнейшем, стоит нашему подсознанию уловить что-то подобное в поведении других людей, как реакция приходит незамедлительно: мы возмущены, встревожены, деморализованы. Мы снова что-то, к нам не относящееся, приняли на свой счет.

И вот — мы выбиты из седла.

В результате, нас раздражает хороший и полезный человек, мы лезем на рожон там, где полно обходных путей, обижаемся на ребенка, приписываем людям эмоции, которых они в нашу сторону не испытывали…

Мы ошибаемся в оценке того, что нас окружает 

Что же нам делать? Ведь мы не можем взять на себя ответственность за другую судьбу, если не умеем правильно управлять собой.
Что же делать всем нам, чтобы привести в порядок наши пульты управления?
Чтобы наши судьбы не ломались из-за того, что направлено не на нас?
Чтобы не рвались нужные связи?
Чтобы, наоборот, не завязывались связи балластные и отягощающие?
Что делать, чтобы не страдали наши любимые?
Чтобы счастливыми росли наши дети?

Сколько ужасных вещей может произойти только потому, что где-то в глубинах наших ассоциаций «залипла» кнопка адекватного восприятия жизни!

Прежде всего, нам нужно ответить на вопрос: чего в этой жизни мы хотим от себя. Какими людьми хотим мы в ней быть? И если мы действительно хотим не зависеть в наших оценках и поведении от наших прежних состояний, от навязанных штампов, от неосознанных реакций, если нам нравится быть не угрюмыми жертвами, а людьми, настроенными на победу, которая начинается с победы над собой, то тогда у нас есть шанс на перемены. Ведь иногда, чтобы «отжать» свою кнопку, достаточно ее осмыслить, всего-то взять под контроль, и накал страстей на глазах начинает спадать. Вообще, нахождение кнопок в себе самом — всегда зарождение интересного периода по улучшению своей судьбы.

Рецепт начала работы прост. Если вдруг мы застали себя за тем, как нас возмутило или очень сильно встревожило нечто, давайте спросим себя: «Почему это происходит со мной? Что эта ситуация мне напоминает? Когда это впервые случилось со мной?» Задав эти вопросы честно, если мы не пойдем на поводу у больного самолюбия, то непременно нащупаем ответы. Правда, поначалу они могут нас обескуражить. Ведь неприятно осознать себя марионеткой собственных эмоций и фантазий.

Но зато это шаг к свободе, к новому уровню сознания. Потому что именно оно, сознание наше, и скрывает от наших пристальных глаз способы, при помощи которых обретается свобода подлинная — свобода понимать самого себя.

Если не испугаться и пойти дальше по этому пути, то очень скоро наша жизнь наполнится богатыми ощущениями, которые придадут нам силы и уверенности в себе.

Мы перестанем быть рабами прошлого и случайного, понемногу становясь действительно свободными людьми, которые на любых дорогах и в любую погоду прекрасно держатся в седле своей судьбы. Только тогда мы и сможем надеяться на то, что нам удастся воспитать наших детей так, чтобы они состоялись.

Только умея управлять собой, мы можем взять на себя ответственность за кого-то еще. Например, за приемного ребенка, о котором мы последнее время думаем постоянно. Теперь у нас появляется право стать для него проводником на «минном поле» жизни, сталкером «в зоне» неведомого мира за окном, пока сам ребенок формируется и взрослеет.

Итак, мы можем начинать наше строительство. Что же мы собираемся строить?

Дом. Мы собираемся строить дом, который будет стоять крепко.
Дом, в котором правильно рассчитаны нагрузки.
Дом, в котором несущая стена никогда не скажет фанерной перегородке: «Постой тут, подержи чердак».
Дом, в котором о каждой вещи будет точно известно, какую функцию она выполняет, и кто отвечает за нее.
Дом, в котором младший не спихнет с дороги старшего и не обидит его. Дом, в котором существует Закон, поддерживается Порядок, хранятся Традиции, и соблюдается Иерархия.
Дом, вокруг которого будет разбит сад.

ИСТОЧНИК

Статья Анны Ильиничны Гайкаловой – педагога, психолога, практического психофизиолога, автора курса семинаров «Целый-невредимый».

Однако все в ваших руках, а потому не забудьте заглянуть на сайт “Найди свой путь к здоровью”  

Наши страницы иллюстрируются волшебницей и сказочницей Натальей Арчаковской.

Записаться на консультацию можно по Whatsapp или Facebook Messenger.

Наш рассказ о первом семинаре продолжается, и сегодня мы рассмотрим сразу два слайда презентации “правила нашего дома”, отмечая для себя, что стоит учитывать, определяя форму воспитания наших детей. В дальнейшем в текстах слайдов можно будет видеть нарушение их очередности. Это объясняется пропуском интерактивов, которыми оснащены семинары.  Мы понимаем, что “живые встречи” всегда более богаты и примерами,  и беседами, а в описательном варианте публикуются с неизбежными сокращениями.  Сегодняшняя запись посвящена одному свойству характера, которое в ребенке может быть врожденным, но которое можно воспитать. Это свойство гарантирует его владельцу маневренность, изобретательную и нескучную жизнь в любых обстоятельствах. Рассмотрим, что же это такое.

Одной девочке было неинтересно играть как все, и она придумывала новые варианты игры или решения ситуаций. Однажды ребята, с которыми она вместе гуляла, затеяли игру в прятки. Лавки в скверу, где играли дети, деревья и пара мусорных баков, вот и все непрозрачные предметы, за которыми игроки старались укрыться, девочка же была неповоротливой и прятаться не любила, поэтому, пока дети считались, кто будет “водой”, она придумала, как избежать нелюбимого дела, но остаться в игре. Когда “в’ода” отвернулся и, закрыв глаза, начал считать, ребята побежали врассыпную, девочка сделала несколько шагов в сторону и села на лавочке неподалеку. “Вода” закончил счет, обернулся, увидел ее, лицо его на миг изобразило растерянность, и мальчишка тут же утратил интерес: признак игры не соответствовал норме, раз девчонка сидит, значит, не играет, – этот вывод, выбрав из привычного, мальчику услужливо подкинул его мозг. Он отправился с обходом к лавкам, чтобы заглянуть за них, а девочка поднялась, медленно подошла и громко “выручилась по правилам того времени”: “Пала-выручала, выручи меня!”
– Это нечестно, ты не пряталась, я тебя сразу увидел! – закричал “вода”.
– Так почему ты меня не застучал, если увидел? – девочка не собиралась уступать. – Выручил бы тогда!
Сейчас нам неважно, по правилам или без правил сыграла девочка, но безусловно, сработало в ней какое-то качество, которое и дало ей возможность так поступить. О чем же тут речь?

Для того, чтобы ответить на этот вопрос, нам надо вспомнить какие-то общеизвестные вещи, потому что именно их мы часто упускаем, как мальчик-“вода” возможность “выручить” подружку. И следующий слайд предлагает вашему вниманию цитату из книги Вадима Ротенберга “Образ “я” и поведение”, напоминая об этом.

Процесс познания неисчерпаем, и он не только в открытии нового, но и в расширении и новых подходах к учету старого, в умении рассматривать одни и те же события под разными углами. Советско-израильский психофизиолог, доктор медицинских наук Вадим Семенович Ротенберг, о разработках которого мы будем сегодня говорить, снова обращает наше внимание на то, что довольно часто важное лежит на поверхности,  буквально находится под носом, но именно поэтому нам кажется, что оно  особого значения не имеет. Пример с игрой в прятки  показателен в этом плане. Наш мозг устроен таким образом, что он нового не предполагает, опознавая события при помощи блоков уже известных и обработанных данных, поэтому человеку так легко обмануться. Мальчик, который должен быть найти и “застучать” своих друзей, напрягся, увидев девочку на лавке, но, т.к. это не вписывалось в привычную картину игры, тут же отверг едва мелькнувшую, не успевшую оформиться мысль. Так не должно быть, значит, этого нет! Точно так же мы отвергаем находящиеся “под носом” объяснения множеству событий и явлений. Они попросту не вписываются в привычные стереотипы, а наш мозг привык мыслить именно ими. Поэтому же мы нередко негодуем, когда нам пытаются что-то объяснить, мы ведь и сами все знаем! Но в каждом объяснении известного может таиться какой-то новый для нас нюанс, и именно при помощи его мы могли бы скорее придумать выход из ситуации, если бы не наша строптивость и уверенность в том, что уж в этой-то сфере наш процесс познания точно завершен. Я уверена, что лучше было бы нам подумать решительно обо всем,  выслушать всяческие доводы и рассмотреть любые, даже дурацкие, примеры, допустить самые странные мысли, предположить даже парадоксальное, чтобы найти верное и обрести большую маневренность в мышлении и в жизни.

Вадим Ротенберг задался целью изучить явление, сходное по своему смыслу с родовой доминантой, о которой мы говорили в прошлый раз. И тут нам снова пригодится пример с игрой в прятки. Рассмотрим следующий слайд презентации.

Поисковая активность ПА или Поисковое поведение ПП, а в психологии это явление называется Пилотным Поведением, это активное поведение в условиях неопределенности, когда мы не можем знать наверняка, к чему приведут наши выборы и поступки, будут они успешными для нас или же нет. Поступая “на свой страх и риск” или из любопытства (которое так часто оказывается порицаемым родителями в детях), мы готовы менять направления действий, встречаться с неизвестным и непредсказуемым, в определенной мере рисковать и адекватно оценивать промежуточные результаты своих действий, независимо от того, победны они или проигрышны. Как мы видим, Поисковое Поведение никак с такой модной сейчас самооценкой, которая обрушивается от любой неудачи и ввергает что ребенка, что взрослого в депрессию, никак не связаны. Человек с высокими ПА и ПП не боится проиграть здесь и сейчас, от факта неудачи его свойства не истощаются. Если активность высока, такой человек готов, сменив направления движения или поиска, продолжать свои усилия по достижению цели сначала в детской игре, а после и во взрослой жизни. Неуверенность в конечном результате, утверждает ученый, как раз и придает поведению человека любого возраста, будь то ребенок или взрослый, черты поискового, повышая его возможности по достижению цели, тогда как привычный положительный результат, привычная удача сводят способность находить выходы “на нет”.

Приведу еще один пример из моего детства. Пионерский лагерь, не слишком оснащенный возможностями развлечься. Лес, бурный ручей на территории. Дети толпятся, кто-то из них задумал стирать носки в ручье, кто-то смотрит, кто-то помогает. Внезапно одна помогающая девочка роняет носок подружки в ручей. Вода немедленно уносит носок, девочка сначала пытается бежать за ним, но теряет его из виду. Ее подружка, не склонная к мирному решению проблем, начинает ссору, обвиняя девочку. Та минут стоит неподвижно, затем берет оставшийся носок и бросает в воду. Дети кричат: “Что ты делаешь? Ты что, дура?” Но девочка не реагирует, потому что внимание ее полностью направленно на плывущий по ручью носок. Внезапно вода его закручивает, носок исчезает, а девочка хватает палку , ложится на землю и начинает шуровать этой палкой, приподнимая и вытаскивая из воды все, за что она цепляется. В одно из движений самодельной “удочки” девочка достает со дна два носка! Крики и ругань прекращаются, удовлетворенная помощница уходит.

Этот пример наглядно демонстрирует, как ведет себя ПА в неопределенной ситуации. Тут нет ни потери самообладания, ни реакции на случайные слова. Поиск выхода, решения, он настолько занимателен сам по себе, что ребенок полностью им поглощен. И своей цели он, как мы видим, достигает. Но вряд ли это было бы возможно, если бы в ответ на испуг девочки, потерявшей чужой носок, ее мама тут  же прибежала бы с парой других носков, а мама первой девочки вполне могла бы при этом выразить возмущение и начать так популярные сейчас выяснения отношений, показав детям пример того, как ценность вещи превышает ценность дружбы.

В первом примере девочка из истории об игре в прятки тоже имеет высокую ПА. Она изобретает что-то новое, изучает, проверяет реакции сверстников, несмотря на то, что в данном случае ПА не направлена на улучшение обстоятельств, а только на некий поиск внутри самого ребенка. Это поиск ответов, это интерес к человеческому поведению, допущение нестандартного.
Дети, обладающие высоким поисковым поведением, как правило, находят для себя занятия в детстве и во взрослом возрасте тоже, им не бывает скучно, они никогда не остаются “не у дел”. Правда, поскольку они рискуют и мыслят нестереотипно, они нередко доставляют своим родителям добавочные хлопоты, и тогда родители протестуют и “бьют по рукам” фантазеров и придумщиков. Если же такие дети растут в “сверх-благополучных” семьях, ни в чем не знают отказа и привыкают иметь желаемое немедленно по возникновении идеи что-то заполучить, их поисковая активность атрофируется, а поисковое, пилотное поведение затухает. Изобилие игрушек и развлечений у “перекормленных” родительским вниманием детей приводит их к инфантилизму, к неспособности производить идеи, к сужению пространства для маневров мысли. Те же процессы происходят у детей, лишенных уединения и созерцания, не получивших привычки к тишине и минимуму развлечений, когда, находясь в некотором дефиците “иллюстраций” мозг вынужден достраивать свою реальность, как это случалось раньше при чтении книг, или когда детям приходилось мысленно достроить свои игрушки, додумать их оформление: “А давай играть, как будто это самолет!” – говорили в таких случаях дети друг другу. Когда игрушек множество, необходимость что-то додумывать у мозга не развивается, и окончательно ее отключает, буквально “перепрошивает”, уводя мозг от способности “играть” в реальности, компьютерная игра. Мозг усиленно наполняется далекими от реального мира формами, как компьютер программами, но игру рано или поздно приходится отложить, и тогда мозг пытается  “считывать” реальность при помощи новых форм. Это приводит к искажению в поведении, к неврозам, истерии и агрессии. Дети чувствуют себя беспомощными перед настоящим, они боятся непонятного и враждебно настраиваются к миру вокруг себя.
Безусловно, то, о чем мы говорим сегодня, рассматривается усредненно. Есть дети, которых не оторвать от шахмат, а есть те, которых за шахматную доску не усадить. Главный герой фильма “Один дома” в условиях опасности для собственной жизни и тотального кретинизма взрослых проявляет максимальную ПА, и мы можем предположить, что его родители и прежде не слишком опекали своего ребенка и не глушили его фантазий, требуя от ребенка “правды, правды, и ничего, кроме правды”, так удобной для себя. Конечно, этот пример далек от реальности, в отличие от двух предыдущих примеров с прятками и носком, в реальной жизни средний ребенок в ситуации с грабителями мог испугаться до полусмерти и выхода не найти,и все же правило это касается всех: чем больше родители облегчают жизнь своих детей, тем меньше дети становятся способны к маневренности и успешности. Чем больше родители одаривают своих детей благами цивилизации, тем слабее потом у них приспособляемость и выживаемость, да ведь и в сказках “мачехина дочка” всегда оказывалась невезучей и несчастной. Стрессоустойчивость тоже у таких детей крайне низкая, а она, что давно доказано учеными, влияет не только на качество, но даже на продолжительность жизни. Таким образом, потакая детям во всех их желаниях и воспитывая их в режиме безотказности, родители сокращают срок жизни своих детей, меняя “безоблачное” детство на неприкаянность и неудовлетворяемые амбиции взрослости.
К сожалению, многие современные родители заняты на работе, времени и сил на потомство у них остается немного, и они “откупаются” от своих детей парками аттракционов и прочими развлечениями виртуального мира, которые создают иллюзию если не всемогущества, то чего-то близкого к нему. Не будем говорить “за всю Одессу”, поколение нынешних детей можно было бы считать загубленным, если бы эта тенденция касалась всех. К счастью, все больше семей сейчас вылавливает своих детей из иллюзорного омута наслаждений, который их чуть не поглотил. К сожалению, все еще очень много родителей не очнулось от разрушительного состояния, в котором их дети “ни в чем не знают отказа” и просто обязаны жить “лучше, чем жили мы”.  Залюбленные и задаренные их потомки очень быстро приобретают синдром “обученной беспомощности”, именно так называет Ротенберг неспособность детей переживать отказы, изменения маршрутов, рокировки и прочие обстоятельства, которые могут им показаться нежелательными, даже если таковыми не являются. Бесконечные требования, истерия, саботаж в раннем детстве, в подростковом родительская безотказность приводит и к трагедиям, описывать которые я не буду. Но даже на уровне “он меня не любит” взрослые рискуют потерять своего, потерпевшего отказ, влюбленного ребенка, а начиналось все с того, что маленьким он не знал слова “нет”.
Ротенберг показывает, что паника, как и эйфория, тоже могут иметь стереотипные формы, оба эти состояния обездвиживают мышление человека. Задача взрослого не погружать детей в наслаждение, придерживаться умеренности и обучать их выходить из положения или смиряться с ним, без драмы принимать положение вещей, осмысливая происходящее на уровне, возможном в каждом конкретном возрасте.

Неделю назад после публикации предыдущего слайда, когда в ФБ я выложила отрывок текста со словами “Огорчайте своих детей”, последовал такой комментарий: “Ну, может, не просто огорчать, а ставить в ситуации выбора, небольшого конфликта интересов. Иначе может вырасти бесхребетником, на котором все будут ездить”. Не соглашусь ни с первым, ни со вторым предположением.
Выбор – святое дело, и задача родителей обучить детей осуществлять самые разные выборы – от предпочтительно-лучшего до меньшего из зол, умению отказываться от заманчивого и находить удовольствие в другом, сразу не видном. Вообще находить смыслы в предложенном. Но бывают ситуации и безвыходные, и каждый взрослый об этом хорошо знает. Утверждение “выбор есть всегда” популярное, но не слишком конкретное, потому что, если действие невозможно, ожидание – единственное, что остается, но это не выбор, это “сухой остаток”, который при неблагоприятном течении обстоятельств не должен ожидающего сломать. Выбором же здесь является ситуацию принять. Вот этому и надо обучить ребенка. Что касается вывода “на нем будут все ездить”, то мне современные люди кажутся слишком озабоченными тем,чтобы на них никто не ездил. Это следствие главного веяния нашей современности – сепарации, вычленения “я”, разрушения позитивного восприятия общества. Мы будем говорить об этом снова и снова, пока скажу только, что не страшно, если на тебе едут, плохо, если ты от этого кажешься себе уязвленным. Ценности наши находятся не в действиях, а в том, как мы к ним относимся. Это утверждение слегка преждевременное, т.к. мы еще не договорились о терминах, и что такое “ценности” может быть ясно не совсем, эта тема следующей беседы. Я же знакома со многими людьми, которые используют любую возможность, чтобы кому-то помочь. Быть нужным – именно это наполняет их жизнь смыслом, а по большому счету, именно в этом смысл большинства представителей здорового человечества. Мы будем рассматривать утверждения современности, губительные для возможности человека ощущать себя счастливым , а пока еще раз повторим, что обученная беспомощность (Ротенберг) – следствие воспитания, при котором ребенок превращается в своего рода “священную корову”, а поисковая активность, поисковое поведение очень часто граничат с фантазиями, даже ложью, потому что ложь помогает моделировать способы достижения цели, с нестандартными решениями, а это все неудобно для родительского восприятия, потому что требует остановки и раздумий, настройки на другую волну. Именно поэтому подобные проявления объявляются неугодными и давятся… Если при этом ребенка изнеживают и всячески балуют, давятся успешно.
Поисковая активность сама по себе требует серьезных усилий и больших энергетических затрат.Она толкает человека на поиск неизведанного, нового, порой даже рискованного. Ребенок в процессе своих поисков развивает свои способности еще больше, он не пугается неудачи, потому что процесс исследования захватывает его. Ни в коем случае не следует в это время препятствовать растущему человеку исследовать мир и людей. Ведь использовать стереотипы проще и безопаснее, не искать, не придумывать, не сочинять, жить по шаблонам намного легче, привычнее и понятней. Для ощущения безопасности наш мозг любит прогнозировать развитие событий, а это куда проще именно исходя из стереотипов. И взрослый человек обрывает попытку ребенка построить свою реальность: “не придумывай”. Краски меркнут, маячки угасают, фантазия отключается. В руках появляется гаджет, в котором и без стараний мозга достаточно ярких красок и ничего не требуется создавать самому.
К счастью, все не так плохо, потому что тенденция эта не всесильна, мы не ставим перед собой цели вернуться в прошлое, потому что настоящее прекрасно своими возможностями. Наша задача – научиться использовать их максимально, не разрушая своих детей и себя.
Снять зажимы, удалить негативные блоки, привести в порядок вашу нервную систему и открыть в себе новые возможности вам поможет остеопатия, а записаться на прием к специалисту вы можете, зайдя на сайт Гайкалова Дмитрия.
И мы продолжим наш рассказ через неделю. Вы можете своевременно получать статьи с продолжением темы, оформив подписку внизу страницы, на которую попадете по этой ссылке..